Три минуты истории - Александр Дмитриевич Сабов
«…Нет сомнения в том, что СССР желает заключить военный пакт и что он не хочет, чтобы мы представили ему какой-либо документ, не имеющий конкретного значения; маршал Ворошилов утверждал, что все эти вопросы о помощи, тылах, коммуникациях и т. п… (многоточие оригинала. — А. С.) могут быть обсуждены без каких-либо трудностей, как только вопрос, который они называют „кардинальным вопросом“, будет разрешен…»
«Кардинальный вопрос». Что же это за вопрос, на который будто коса на камень нашли переговоры? СССР отдавал себе отчет в том, что первыми жертвами гитлеровской агрессии наверняка станут Франция и Англия. Чтобы прийти им на помощь, наши войска должны были получить право прохода на западные границы Польши или — в зависимости от обстановки — Румынии.
Никак иначе и нельзя было представлять себе коллективный отпор агрессору. Прекрасно это сознавали и в Париже и в Лондоне, ведь они были связаны с Румынией и Польшей политическими и военными союзами.
Это, как многократно предупреждал СССР, явилось бы единственной гарантией, что Гитлер не посмел бы напасть ни на одну из названных стран, либо сразу должен был бы принять войну на два фронта.
Какими инструкциями снабдил Форин офис адмирала Дракса при отъезде в Москву, мы уже видели. Посмотрим теперь на те же переговоры, так сказать, из окошка парижской дипломатии. Директор кабинета Эдуарда Даладье, ближайший его советник Роже Женебрие недавно выпустил книжку «Франция вступает в войну»:
«Франция обязалась, Великобритания тоже, обеспечить свободный проход советских войск, притом были даны не только словесные обязательства: мы заверили СССР в том, что у нас есть достаточно способов и средств получить на это согласие польского правительства…»
И вот уже Драксу, а с ним и Думенку не терпится подписать конвенцию — скорей! скорей! Что же так сильно изменилось в позиции Форин офис, вчера еще наставлявшей адмирала-дипломата максимально затягивать переговоры и ничего не подписывать? Почему так круто изменилась и позиция Парижа? А дело вот в чем: именно в ходе переговоров стало совершенно ясно, что при отсутствии четко сформулированных польских и румынских обязательств о пропуске советских войск для защиты Франции и Англии от гитлеровской агрессии конвенция превращается в пустую бумажку. Эту пустую бумажку Париж и Лондон не просто готовы, они очень хотят ее подписать.
Они, конечно, сознают, что такая пустая бумажка опасна прежде всего для судьбы Польши: она рискует подвергнуться агрессии первой и, увы, не сможет рассчитывать на помощь со стороны СССР. Правда, это вынудит Францию и Англию в силу союзнических отношений с Польшей вступить в войну, что они, продумав два дня, и сделают… Вот они, истоки «странной войны», войны без сражений! Зато фельдфебельский сапог уже на Немане…
Мы прекрасно видели эту двойную игру европейской дипломатии. Лондон, Париж, Варшава лихорадочно искали какую-то такую формулу польского участия в конвенции, которую мы сочли бы достаточной гарантией ее действенности. Из Варшавы уже прямо-таки потоком лились заверения… в Париж и Лондон! Но только не в Москву. У нас не осталось выбора. Громом грянуло это известие: СССР и Германия подписали пакт о ненападении.
О ненападении… На дипломатической шкале это куда более скромный разряд, нежели то, что так настойчиво предлагалось нами ведущим странам Европы, — договор о политическом союзе и взаимной помощи, обеспеченный многосторонней военной конвенцией. Договор с Германией о ненападении давал СССР лишь передышку, временно отодвигая опасность от наших границ.
Лишь после войны станут доступны чтению архивы рейхсканцелярии. «Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе…» Это та самая речь Гитлера, на совещании 23 ноября 1939 года, когда, уже проглотив Польшу, он вместе с другими главарями вермахта уточняет дальнейший план мировой войны. Куда теперь шагнет сапог, на запад или на восток? Уж будто бы он нацелился на восток (поправ, кстати, имевшийся с Польшей пакт о ненападении), отчего ж не идти дальше? Но абсолютно подтвердится наш анализ: Гитлер сначала захочет обезопасить свой тыл, захватить всю Европу, обрядить ее в серо-зеленые шинели, потом уж повернуть снова на восток. Отсутствие системы коллективной безопасности европейских стран даст волю сапогу ступать так, как повелевает ему заключенный в железную каску мозг.
Творец французской дипломатии тех лет Роже Женебрие «Майн кампф» не читать не мог. Там много раз — и про Францию, и про Англию, и про Польшу, и про Россию: стереть с лица земли! ни названий не оставить, ни границ! А роман хромоногого студента Иозефа Геббельса, допивавшего из чужих кружек в пивных? Ведь когда Геббельс станет министром пропаганды рейха, роман «Михаэль» станут читать так же внимательно, как «Майн кампф», — хотя, кстати, авторы сотворили эту классику политического бреда, еще не будучи знакомы друг с другом.
«Я вижу дымящиеся развалины домов и деревень в свете вечерней зари. Я вижу угасающие взгляды и слышу мучительные стенания умирающих. Руки мои черны от порохового дыма, одежда моя красна от крови… Я уже не человек. Меня охватывает бешеная ярость! Я чую кровь!
Давно ли я шагал по обширной русской равнине или по разгромленной французской земле…»
Теперь эти люди в рейхсканцелярии планировали мировую войну, раскраивая Европу по фашистскому образцу.
Об этом мы предупреждали, это предвидели, этого старались избежать. Нет! — в ослеплении антисоветизмом Запад рискнул открыть себя для удара, оставшись с Адольфами и Михаэлями один на один, фронт на фронт.
Но ведь это же ждало (или могло ждать) и нас: война на один фронт, против соединенных армий Европы, послушных полувменяемым Адольфам и Михаэлям. Когда Гитлер напал на Польшу, мы предприняли то единственное, что могли и должны были предпринять: отодвинули от себя опасность как можно дальше. Не «благодаря», а вопреки пакту с Германией СССР смело пришел на помощь жившим на чужбине землякам, которым грозила теперь фашистская неволя.
И тем не менее этот вздор — «Германия и СССР поделили Польшу!» — на Западе сделали уже чуть ли не исторической аксиомой. Меж тем достаточно взглянуть на европейскую карту 1939 года, чтобы увидеть: СССР отодвинул свои границы на запад до городов… Брест-Литовск и Львов!
Это были Западная Белоруссия и Западная Украина. Земли, аннексированные у СССР в 1918–1921 годах.
Я и теперь могу показать
