Земский докторъ. Том 6. Тени зимы - Тим Волков
— Все не отпустишь? — тихо спросила она.
Он глянул на нее так, словно обжегся, удивление и боль отразились в его глазах.
— Не могу. Не верю я в это! Не мог Иван Павлович так просто умереть! Не верю!
Он ждал от нее слов утешения, согласия, поддержки. Но Аглая ничего не сказала. Она лишь погладила его по голове, как ребенка, и совсем тихо, почти шепотом, прошептала:
— Время лечит, Алексей. Время все расставляет по местам.
— Но мне нужно еще немного времени, — прошептал он в ответ.
Она лишь кивнула.
— Пошли кушать. Голодный? Я приготовила… — Аглая замолкла, а ее лицо вдруг исказилось легкой гримасой. Она отвела руку от его головы и невольно приложила ладонь к своему огромному, туго натянутому животу.
— Ой-ой-ой, — тихо выдохнула она, закрывая глаза.
— Что? Что такое? — Алексей встрепенулся.
— Ничего, ничего, — она сделала глубокий вдох и открыла глаза, пытаясь улыбнуться. — Просто малыш… так активно шевелится. Будто торопится куда-то. Уже скоро, совсем скоро.
— Аглая? Тебе плохо?
— Нет, нет, — она покачала головой, но рука так и осталась на животе. — Просто… ложные, наверное. Иван Павлович говорил, что это бывает. Тело готовится. Тренируется.
Она произнесла имя доктора невольно, по старой памяти, и тут же спохватилась, посмотрев на Алексея испуганно, будто сделала что-то не так.
Но он уже не думал об этом. Он видел, как напряглось ее тело, как побелели костяшки ее пальцев, впившихся в ткань платья. И ему это не понравилось.
— Ложные? — переспросил Алексей Николаевич. — Они часто бывают? Сильные?
— Последние дни… да, — призналась она, снова делая глубокий, медленный вдох, как ее учили. — Но сегодня… как-то чаще и… чувствительнее.
Он встал, подошел к комоду, налил в кружку воды из глиняного кувшина и подал ей.
— Пей. Маленькими глотками.
— Спасибо. Все, уже легче. Ты садись, поешь. Алексей, я же… ужин…
— Ужин подождет. Ты приляг.
Он помог ей подняться с лавки и проводил в их закуток, за печку, где стояла их узкая кровать. Она опустилась на одеяло с облегчением, прислонившись спиной к прохладной бревенчатой стене.
Он сел на край кровати, положил руку ей на живот. Под его ладонью жизнь бушевала, перекатывалась, билась — странная, мощная, независимая сила.
— Вот, чувствуешь? — она улыбнулась слабой улыбкой. — Опять. Будто мячик перекатывается. Или… или пяточкой упирается. Вот сюда.
Он чувствовал. Сквозь ткань платья он ощущал твердый, напряженный шар ее живота и странные, волнообразные движения внутри. Это было одновременно пугающе и прекрасно.
— Он сильный, — произнес Алексей с невольным уважением в голосе.
— Или она, — поправила Аглая, и в ее глазах блеснул огонек. — Может, у нас дочка будет. Похожая на тебя. С твоими упрямыми глазами.
Он хмыкнул, но руку не убрал.
Они сидели так в тишине, прислушиваясь к таинству, происходящему внутри нее. Внешний мир перестал существовать. Осталась только эта комната, теплая печь, и это чудо — новая жизнь, которая совсем скоро должна была явиться на свет.
* * *
Следующим утром Алексей Николаевич направился к школе. Нужно было увидеть всю местность сверху, целиком, понять куда могло унести Ивана Павловича течение.
Не успел он дойти до площади, как из-за угла избы выскочила знакомая юркая фигурка. Анютка Пронина была вся взволнована, ее глаза горели.
— Алексей Николаевич! А я как раз вас ищу! — она запыхалась, подбегая к нему. — Расспросила я всех, как вы и просили! И Васька, Василий Кузнецов… рассказал. В общем он видел!
Гробовский остановился как вкопанный.
— Что видел, Анюта? Говори толком.
— Лодку! — выпалила девочка. — Только не именно в том месте, не на красной земле, а ниже по течению, за каменной грядой. Васька дрова на возу грузил с отцом на том берегу и видел — лодка, говорит, плыла, совсем крохотная. Сколько было людей он не разглядел — далеко было, да и туман еще не весь сошел. Лодка уплыла на тот берег, в камыши, и скрылась.
Сердце Гробовского учащенно забилось. Значит, все-таки была лодка.
— Молодец, Анюта! Огромное тебе спасибо. И Ваське передай благодарность, — он потрепал ее по плечу.
Теперь карта была нужна ему как воздух.
В школе было тихо и пусто. Анна Львовна, уже в пальто и шляпке, собиралась уходить, но увидев Гробовского, улыбнулась и сняла верхнюю одежду.
— Алексей Николаевич! Я уже думала, вы передумали, — как ни старалась она придать своему голосу будничности, от Гробовского не ускользнула нотка грусти, очень горькая, звенящая.
«Тоскует, — подумал Алексей Николаевич. — Как и все мы…»
— Я карту вот вам приготовила.
Она подошла к старому книжному шкафу, достала оттуда толстый, потрепанный том в кожаном переплете — «Землеописание Зареченского уезда с приложением карт и планов» — и развернула его на учительском столе. Пожелтевшие от времени листы испещряли причудливые линии, условные знаки и аккуратные подписи старинным почерком.
— Вот, смотрите. Это наша река Темнушка.
Гробовский наклонился над картой.
«А вот и место, где все произошло… — подумал он, ткнув пальцем в точку чуть выше старого кладбища. — Обрыв. Сильное течение, водоворот…»
Его палец пополз вниз по течению.
«Вот каменная гряда, о которой говорила Анюта. Течение здесь разбивается на несколько потоков. Потом поворачивает, огибает холм. Ниже… вот здесь, — он провел к широкому разливу, поросшему по берегам густыми зарослями камыша, которые на карте были обозначены частыми мелкими черточками. — Сюда и могло вынести, больше некуда. Здесь же видели и лодку».
Затем его взгляд перешел на другой берег. Там карта резко меняла характер. Вместо относительно пологих склонов и деревенских угодий начинался сплошной массив темно-зеленого цвета с надписью: «Лес казенный. Чащоба». Дорог почти не было, лишь одна тонкая, едва заметная ниточка, теряющаяся среди зарослей и ведущая к крошечному квадратику с подписью: «Кордон лесной».
«Лесничий, — подумал Гробовский, вспоминая слова Анны Львовны. — Дед Степан и его внучка с мужем… Терентьевы. Нет, слишком далеко от места».
Он изучил каждый изгиб реки, каждую протоку, каждую отмель. Его мозг, привыкший анализировать и строить версии, работал на пределе. Он прикидывал скорость течения, силу ветра в тот день, возможные точки, куда могло выбросить тело или где мог причалить тот, кто это тело подобрал. Опять же эта лодка… не давала она покоя