Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

Наш разговор на повышенных тонах длился почти всю ночь. И итоге, как следует потрепав друг другу нервы, мы всё же с Шахназаровым померились. Остаток ночи мы с ним бухали, жалуясь друг другу на жизнь и на начальство.

— Да и гори оно всё огнём! — пьяно изливал мне душу консул — Вернусь в своё имение, буду водку жрать, на охоту ездить, да деревенских девок валять! Ты Сидор тоже приезжай, приглашаю в гости! Непременно чтобы был! Я тебя настоящим самогоном угощу, тройной очистки! У меня Васька конюх его гонит, паршивец! И из чего не говорит, главное… Чистый как слеза самогончик, с этой китайской бурдой не сравнить! Пьешь его с огурчиками соленными, с грибочками, да под квашенную капустку, ммм… Амброзия!

— А я и забыл, когда последний раз был дома! Нету его у меня, дома этого считай. Сирота я, у дядьки с семьей ютился мальцом, как мамка померла. Они меня конечно старались не обижать, но и не сильно любили… Царства им небесного, сейчас и их не осталось. — Я пустил скупую мужскую слезу — Ни дома, ни жены, ни семьи, ни чего! Только вернусь, меня снова пинком под зад в те края, где волки срать бояться! И так из года в год!

— Тогда тем более приезжай! — Шахназаров поймал меня за рукав — С дочкой познакомлю! Хорошая она у меня, осемнадцать лет, кровь с молоком! Глядишь и сладиться у вас. У тебя деньги есть, купишь себе поместье рядом, будем соседями. Только ты её не обижай, убью!

— Хреновое вложение, в России сейчас недвижимость покупать — Покачал я головой — Нужно в брюлики и золотишко или на счёт в Швейцарском банке.

— Это ты зря! — Шахназаров поднял палец в верх — Землица то у нас хорошая, пять один родит.

— Да не в этом дело — Тяжело вздохнул я — Нас ведь с тобой если чего не пожалеют, хоть мы ничего и не делали плохого. Дворяне, в чинах, при бабках… Ладно, наливай ещё по одной, тесюшка…

— Вот это правильно зятёк! — Шахназаров не обратил внимание на мои слова, выделив для себя только последнюю фразу.

Спать мы так и не легли. Утром, похмельный, злой и не выспавшийся, я принялся собираться в путь, Шахназаров же ушел к себе, и через час появился из своих покоев совершенно трезвый, свежий и даже весёлый. Как у него это получилось, ума не приложу, аж зависть берёт. Про наш ночной разговор мы больше не вспоминали, каждый занялся своим делом. Сегодня мне предстояло расстаться со своими спутниками, с которыми мы прошли сотни километров, вместе проливали кровь и пот, и на душе у меня было погано.

С закупкой провизии для экспедиции помог Руднев. Полученный приказ заменить меня в походе он воспринял спокойно, и тут же включился в работу. Теперь он везде мелькал вместе с казаками и Бочкаревым, умело торгуясь за каждый килограмм фуража или мешок муки. Я же до наступления ночи из консульства не выходил, а как какая-то барышня крутился перед зеркалом, примеряя один принесенный наряд киргизских кочевников за другим. В итоге мой выбор остановился на потертом стеганном халате и слегка облезлом лисьем треухе, который хорошо скрывал лицо, если его надвинуть на лоб. Загорелое лицо и борода, покрашенная хной и басмой в черный цвет, завершали мой образ. Бороду эту на перевале придётся сбрить, а во время пути подкрашивать, но другого выбора у меня не было. Теперь я хоть немного походил на азиата, и этого было достаточно. В этих краях всяких народностей полно, так что я не должен был вызвать подозрений.

Весь отряд уже знал, что дальше они идут без меня. Во дворе консульства царила та особая тягостная суета, которая всегда предшествует разлуке. Люди притворялись деловыми, прятали глаза, шнуровали седельные сумы и притопывали сапогами, но в каждом движении чувствовалось: никто не хотел этого расставания.

Казаки пытались шутить, но улыбки выходили кривыми. Бочкарёв, обычно громогласный, теперь мрачно молчал, держа в руках повод своего коня и украдкой косился на меня, будто хотел сказать что-то важное, но не решался. Луцкий, был расстроен больше всех, он первый не выдержал и подошел ко мне:

— Берегите себя, вашбродье. Хороший вы человек. На рожон не лезьте. А может меня с собой всё же возьмёте?

— Не могу Паша… — Я пожал ему руку, сжал крепко, так что костяшки побелели. На мгновение в груди защемило — как будто мы стояли не во дворе консульства в Кашгаре, а на краю света и прощались навсегда — Не переживай, я справлюсь.

Ночью, когда пришло время мне уходить, меня вышли провожать все члены экспедиции. Шахназаров, переодетый в чистый сюртук, вышел из дому. Накрахмаленный воротник, гладко зачёсанные волосы — будто и не было бессонной ночи с матерщиной и самогонными откровениями. Он посмотрел на меня с тем выражением, какое бывает у дипломата: и дружеское, и холодное одновременно.

— Ну что, господа, — сказал он нарочито бодро, — кто остаётся, тот пусть слушается Руднева, а вам Волков пора. И помните: ни одна бумага не прикроет от глупости.

Я оглянулся — казаки и солдаты стояли, подняв руки в прощальном жесте. В этот миг я остро ощутил: всё, что было до сих пор — бои в долине Арпа, бумаги с печатями, крики амбаня, ссоры с консулом — осталось позади. Впереди начиналась новая глава — опасная, неясная, и, может быть, последняя. Я перелез по приставной лестнице через стену, прошел через заброшенный сад к воротам соседнего дома, которые выходили на другую улицу. Бауржан, появившийся словно из воздуха, уже держал наготове коня.

— Патрулей рядом нет, но это не на долго, нужно поторопиться — Сказал разведчик, придерживая повод, пока я взбирался в седло — Ваше имя теперь Серик Оралов, вы казах из младшего жуза, из Оренбурга, так что свободно говорите на русском. Киргизский, уйгурский и китайский не знаете. В караване из казахов только я, так что никто с вами на казахском не заговорит. В караване главный я, на людях вам придётся меня слушаться. Если захотите что-то срочное сказать или ещё что-то, вам нужно будет либо дождаться, когда мы окажемся наедине, или дайте мне знак, я найду способ отослать посторонних. Обязанности караванщика