Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

Зря я думал, что отдохну, в этот раз начальником был оказывается не я…

Я улёгся на грубой войлочной подстилке только глубокой ночью. С момента остановки каравана и до этого момента прошло несколько часов работы. Снятие вьюков с верблюдов, связывание им ног, обустройство лагеря, приготовление пищи, водопой животных, и многое другое. Работа казалась вообще никогда не кончиться. Теперь же я лежал у костра, вдыхая запах кижин и верблюжьей мочи. Катишься по наклонной Сидор, в этом нет ни каких сомнений! С вершины покорителя полюса, до бесправного погонщика верблюдов! Иду куда-то, работаю как раб, а меня ещё и матерят, и бьют, почем зря! И куда я иду спрашивается? Прямиком в могилу, куда меня ведёт Фомин! Чего бы он ни говорил, как бы меня ни успокаивал, но шпионов в любой нормальной стране сейчас вешают или стреляют! Наверняка он всё это представление с караваном устроил, чтобы я только обрадовался, когда нас в расход соберутся пустить. Типа лучше сдохнуть, чем так жить. С этими мыслями я и уснул, практически незаметно для себя.

Глава 10

Путь от Кашгара до Лхасы оказался одним из самых трудных за время моих путешествий по Азии. Мы шли через суровые горные перевалы, пустыни и высокогорные плато. Этот маршрут требовал от нас огромных физических и моральных усилий. Больше двух месяцев в пути под видом караванщика…

Сейчас я почти не напоминал европейца, мне даже больше не нужно было прилагать особых усилия к маскировке. Я вполне уверено освоил уйгурский и казахский язык, и уже мог общаться со встречными торговцами и погонщиками, которые менялись у нас в караване с завидным постоянством. Я научился управляться с вьючными животными и жить полудикой жизнью кочевника. Теперь мне казалось, что покрытые льдом полюса нашей планеты где-то далеко, и в то что я там когда-то был, мне даже уже и не верилось. Я так втянулся, что мне казалось будто я всю жизнь водил торговые караваны…

Караван уходил южнее, вдоль подножья Куньлуня, через Яркент в Хотан. Больше полутысячи километров по дикой жаре, среди пыльных бурь и песков. Редкие оазисы на нашем пути почти не давали возможности отдохнуть измученным животным и людям. Если на пути встречался колодец или даже грязная лужа, это было для нас как праздник. Мы дошли до такой степени пофигизма, что не брезговали ничем.

Я никогда не забуду, как в оазисе Куча, когда мы напились чая, первыми набрав воды из источника и начали поить верблюдов, мы нашли на дне колодца полусгнивший труп человека… То ли это была жертва несчастного случая, то ли так с ним поступили разбойники, понять было решительно не возможно. Стеганный халат, набрав воды послужил отличны грузом, который держал труп на дне, не давая ему всплыть, и потому раньше времени обнаружить его не удалось. Хотя, что бы мы сделали, если бы нашли его раньше? Другой воды тут не было. До следящего источника мы шли, неся в бурдюках эту воду. Жажда брала верх над брезгливостью, и мы её жадно пили, кипятя на кострах и старясь не думать о том, что в ней плавало.

После Хотана дорога сворачивала к горам. В Керии Бауржан продал верблюдов и лошадей, и купил яков, наняв тибетцев в качестве погонщиков и проводников. Начинались трудные перевалы высотой до пяти с половиной тысяч метров высотой. Дорога стала узкая, каменистая, с опасностью лавин и селевых потоков. Резкие перепады температур превращали наш путь в борьбу за выживание. Днем температура воздуха могла подниматься до плюс двадцати, а ночью резко падала до минус пятнадцати. Дров, и даже кизяка на этой тропе было найти невозможно. Кутаясь в ватный халат и дрожа от холода в сотрясаемом ледяным ветром дырявом шатре, я с тоской вспоминал эскимосские меха и теплые, снежные иглу, что были нашими надежными спутниками на обоих полюсах. Перевал Куньлунь унес жизни трех яков и едва не стоил жизни Арсению, у которого снова начался острый приступ горной болезни. Каравану пришлось стоять на перевале два дня, тратя драгоценный фураж и остатки топлива, пока Фомин не пришел в себя и не акклиматизировался. Нам с Бауржаном тоже было нелегко, но мы чествовали себя гораздо лучше, чем мой друг и постоянный спутник в экспедициях.

На высокогорном плато Нгари, было ничуть не лучше. Мы были уже в Западном Тибете. Здесь было мало воды, часто мели бураны, очень редко встречались кочевья тибетцев пасущих своих яков. Можно было идти два-три дня, не встретив ни одного источника. Для яков, привычных к таким условиям это не было проблемой, они вполне обходились снегом, если он был, мы же страдали от жажды, так как натопить достаточно воды на кострах не получалось, у нас попросту не было топлива. Бурдюки, набитые снегом, приходилось вьючить на яков, чтобы он растаял от тепла животных. Учитывая, что процесс этот был медленным, воды нам всё равно не хватало. Да и злоупотреблять этим способом тоже было нельзя, живые грелки могли заболеть и погибнуть, даже не смотря на привычку к холоду и неприхотливость.

— Да гребись она конём, эта ваша Льхаса! — устраиваясь в очередной раз на холодный ночлег, я срывался на Арсении — Чего мы там забыли? Мы что, с Тибетом воевать собираемся⁈

Я повышал голос на Фомина, кутаясь в халат, который держался на честном слове и паре заплат.

— Или, может, царю срочно понадобилось Шамболу найти⁈

Арсений, бледный и с распухшими губами от высоты был занят записыванием зашифрованных кроков в походный блокнот, который были замаскирован под сборник буддистских сутр.

— Ты давай не бурчи. На каждом привале это от тебя слышу. Мы люди военные, тупые и подневольные, нам высшие планы руководства не понять. Сказали идти — идем, сказали умри — умрём. Тебе и мне думать не надо, чего и зачем, этим есть кому заняться.

— А стоило бы подумать — я подбросил кусок сухого навоза яка в костёр и только собирался продолжить разговор, как заметил подходящего к костру тибетского проводника. Ему слушать русскую речь не полагалось, и я тут же затянул выученную накануне мантру — Ом муни муни маха муние соха!

Мантры и я Арсений начали учить еще по дороге к Тибету. С плато Нгари и дальше к центру Тибета всё чаще нам будут попадаться монастыри и тибетские чиновники, которые очень хреново настроены против чужестранцев, зато довольно лояльно