Физрук: на своей волне 2 - Валерий Александрович Гуров

Парень задумался, кивнул.

— Понял, — буркнул он. — А…

Он замялся, видимо подбирая слова.

— Сказал «а», говори и «б».

— Ну а если на мне только труселя? — выдал он.

— Вот и отлично, — подмигнул я. — Все бабы будут твои. Тут главное помнить, что пожар не станет ждать, когда ты выспишься или наденешь штаны.

Ученик улыбнулся краешком губ и вышел, а я остался один в классе. Через пару минут вернулись Прохор и Федя. Начали убирать пену. Чтобы как-то поднять настроение пацанам, я сунул руку в карман и достал косарь. Положил купюру на столешницу и похлопал по ней, привлекая внимание учеников.

— Спасибо, пацаны, как уберётесь — компотик попьёте. От души.

В глазах Прохора и Феди мелькнуло восхищение.

— Ого, Владимир Петрович! А можно я после каждого урока буду так убирать? — спросил Федя.

— Тебе губозакаточную машину принести?

— Понял, Владимир Петрович, оставить губу раскатывать.

Я ещё с минуту понаблюдал, как пацаны чистят пол от пены. А потом пошёл на следующий урок. История, которую предстояло отработать на шестом классе. Та ещё головоломка, честно говоря. В 11-м классе мозги хоть как-то уже начинают работать, а у шестиклассников в голове белый шум.

Жаль, конечно, что не про Советский Союз урок. Там бы я разошёлся. Но ладно… феодальная раздробленность на Руси — тоже рабочая тема. Хотя, блин, не знаю, чем думает министерство образования, когда в этом возрасте даёт такие серьёзные темы. Как по мне — рановато пацанам такие темы обсуждать. Ну или, по крайней мере, не в той подаче, которая есть сейчас.

Тут ведь как — либо всё «как есть» рассказывать — ни хрена непонятно будет. А «как есть»… ну, откровенно говоря, вариант так себе. Я же не начну молодым умам вещать на тему, что на сходняках князьядруг другу глаза выкалывали.

Вот тоже — не начнёшь. Это такой юный возраст, когда всё постигается опытным путём. И не хватало ещё, чтобы пацаны начали друг на друге такие опыты ставить.

По пути к кабинету я думал, как эту тему подать мелюзге. Хотелось сделать от души, так чтобы запомнили и свои выводы сделали.

Но как?

По таблицам и датам пройтись?

Так нет… хотелось, чтобы шестиклашки поняли не «когда» это было, а «почему».

Как ни крути, а задача, прямо скажем, не из лёгких. Сам я не историк, по крайней мере не в академическом смысле. Да и феодальную раздробленность я помнил по диагонали, по основным верхам. Князья, уделы, усобицы, брат брата рубит ради трона.

Короче, конкретная суета.

Но жизнь я видел в разных проявлениях и кое-что понял точно. Войны, будь им тысяча лет или три дня, происходят из-за одного и того же — денег, гордыни и женщин.

Вот она, формула истории, в трёх пунктах, чистая как слеза. Просто иногда на это навешивают гербы и летописи.

С этими мыслями я вошёл в кабинет, сел за учительский стол и вытащил из рюкзака учебник. Учеников ещё не было, в коридорах шумела перемена.

Впрочем, размышления шли на пользу. У меня в голове, кирпичик за кирпичиком, уже складывалось, как объяснить пацанам и девчонкам эту древнюю чехарду.

Начнём с того, что история — это не про даты и фамилии. Это конкретно про причинно-следственные связи. Про то, как одно слово или жадный поступок запускает целую цепочку событий. И подчас влияет не на судьбы отдельных людей, а на целые народы и государства.

И вот ради этого историю и должны учить в школе. Молодёжь должна уметь распознавать причины и видеть, к чему они ведут. А для этого не обязательно помнить, как кого звали и когда что произошло. Главное тут — понимать, почему именно всё произошло. Ну а дальше — уже понимать, как сделать так, чтобы всё хорошее происходило снова, а всё плохое не происходило никогда.

В следующий миг прозвенел звонок. Дверь класса распахнулась, и внутрь ворвалась орава шестиклашек.

— А-а-а!

Они неслись как угорелые, будто стая обезьян. Толкаясь, спотыкаясь, матерясь… дети, блин. Они всегда одинаковые.

Среди мелькавших силуэтов я сразу приметил уже знакомых мне ребят: Волк, Дёма, Сильвестр и Элджей.

Я дождался, пока мелкие рассядутся, успокоятся, и поднялся со стула, чтобы начать урок.

— Класс, внимание! — гаркнул я.

Молодняк тут же встал по струнке. Все замолчали, заученным движением побросали рюкзаки и поднялись, встав из-за парт.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — протянули они хором.

Ха! А эти куда организованнее, чем одиннадцатиклассники.

— Вольно… — я осёкся, понимая, что говорю не то. — Здорова, мелюзга, присаживайтесь.

Мелюзга села, начали вытаскивать учебники по истории, ручки, пеналы, дневники и контурные карты с атласами.

Я же встал у доски, взял мел, постучал им пару раз по краю стола, привлекая внимание.

— Ну что, юные историки, кто-нибудь из вас знает хоть одно имя из эпохи феодальной раздробленности на Руси? — спросил я, глядя поверх голов.

Ответа не последовало.

Волк ковырял ручкой в тетради, Сильвестр зевал, а Элджей что-то писал на парте, изображая всем своим видом скуку.

Но один ученик, паренёк с длинными волосами, забранными в хвост на макушке, потянул руку. Причём по-правильному так, придерживая локоть тыльной стороной ладони второй руки.

— Ну-ка, дай жару, — хмыкнул я.

— Александр Невский, Юрий Долгорукий… — начал перечислять он русских князей, как заведённый.

Я, положа руку на сердце, знал лишь некоторых — да это потому, что одноимённо назывались бойцовские клубы: Невский, Коловрат. Сами имена я, конечно, слышал, когда ещё сам на школьной скамье сидел.

— Молодец, пацан, — похвалил я.

— Даня — ботаник, — тут же послышался комментарий заднего ряда.

Длинноволосый пацанёнок снова поднял руку; я показал кивком, что он может говорить.

— Владимир Петрович, мама говорит, что они просто мне завидуют, когда ботаном обзываются, — искренне выпалил он.

— Есть такое, — я не стал отрицать. — Пусть завидуют. И ещё, молодой, ты в следующий раз, если что-то подобное хочешь сказать, то говори — не надо ни у кого разрешения спрашивать. Понял?

— Хорошо, Владимир Петрович.

— Присаживайся.

Я поймал себя на мысли, что не всё у современной молодёжи потеряно, раз растут ребята, которые книжки умные читают. Вот только — что в моё время, что сейчас — таких на всю школу по пальцам руки можно пересчитать.

— А остальные знают Долгорукого? Невского? Боголюбского? — подкинул я варианты.

Но нет.

Остальной класс молчал, как будто я перечислял названия марок пылесосов.

— Ладно, вижу,