Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

Отдельно поставили «кухонный шатёр» — большой брезент на жердях, где разожгли очаг на камнях. Дым выходил через щели, но внутри стало теплее. Там же устроили склад дров, которые ещё внизу мы закупили целыми тюками — связки сухих веток, нарубленные крестьянами в низинах. Керосиновые лампы распределили по группам, выдали каждому проводнику по кружке и миске, установили строгий порядок выдачи пайка. В условиях высоты и холода дисциплина важнее всего.

Фомин сразу взялся за кислородное хозяйство. Баллоны и сама станция заняли отдельный шатёр, где он устроил что-то вроде мастерской. Баллоны уложили в солому, чтобы металл не промерзал насквозь. Маски и дыхательные мешки хранились в ящиках, накрытых двумя слоями брезента. Я велел приставить к этому складу двоих гуркхов с винтовками: слишком ценная вещь, чтобы оставлять без присмотра.

Для яков мы расчистили площадку внизу, ближе к ручью. Там звери ночевали под открытым небом, укрытые от ветра стеной из сложенных камней. Часть пастухов осталась при них, остальным я велел помогать нам в лагере. Запасы фуража и соли рассортировали: часть оставили здесь, часть спрятали в тайниках пониже, в Дингбоче, чтобы не тянуть всё наверх.

Медицинское отделение расположили в отдельной палатке. Я сразу же настоял, чтобы все носильщики и европейские путешественники прошли осмотр: измерял пульс, слушал дыхание. Двоих шерпов, как это не удивительно, пришлось отправили вниз — слабые, могли только задерживать отряд.

Когда лагерь окончательно встал, я прошёл по всем секциям и проверил: костры горят, палатки закреплены камнями, парусина натянута туго, провиант пересчитан. Уставшие люди сидели кружками вокруг костров и жадно ели похлёбку из чечевицы и сушёного мяса. Ветер дул порывами, то стихая, то снова хлеща по морене, но у костров было тепло, и люди впервые за много дней позволили себе смеяться.

Я стоял немного в стороне, глядя на огромную белую стену, что поднималась впереди. Ледник уходил ввысь, в хаос трещин и бастионов, за которыми скрывался ледопад и сама гора. Там, наверху, был наш путь — короткий, но самый тяжёлый. Теперь у нас был дом на краю этой границы ледяного царства, опорный пункт, откуда начиналась настоящая борьба.

Потянулись день за днём, похожие один на другой.

Мы поднимались в шесть утра, ещё в темноте. Сначала разводили костры и заваривали чай — горячая жидкость в таких условиях была важнее еды. Шерпы приносили в котлах воду, гуркхи проверяли караульных. Я проходил по палаткам и поднимал своих людей, иногда за шиворот — иначе так они могли пролежать до полудня, не в силах подняться.

К восьми утра каждый получал миску рисовой каши с маслом или вяленым мясом и кружку горячего чая. Завтрак проходил молча, только слышно было, как кто-то кашлял от холода или жадно хлебал горячий чай. После завтрака лагерь делился на группы: одни занимались повседневными делами в лагере, а другим предстояла разведка.

К десяти утра мы выдвигались вверх: обычно это была небольшая группа из шерпов, меня или Фомина с капитаном. Нашей задачей было разведать трещины, проложить отметки на леднике, перенести часть груза к промежуточному складу. Остальные оставались в лагере, где занимались сортировкой провианта, накачкой баллонов кислородом, сушкой одежды и починкой снаряжения. В каждый выход мы брали один из кислородных аппаратов, чтобы привыкнуть к оборудованию и проверить их так сказать в боевых условиях.

Возвращались мы к двум-трём часам пополудни. Обед был всегда одинаковым: суп из чечевицы с пригоршней риса, иногда добавляли сушёное мясо или вяленую рыбу. После обеда часовой отдых: люди дремали в палатках, якари спали прямо возле животных, укутавшись в шкуры.

К четырём вечера я снова собирал людей. Подводили итоги разведки, уточняли маршрут на следующий день, обсуждали завтрашние задачи. Пересчитывали кислородные баллоны и провиант. Шерпы устанавливали новые «турики» — каменные метки для дороги.

В шесть вечера вся команда собиралась у костров. На ужин шла каша с топлёным маслом, иногда чай с молоком от яков. Говорили мало, больше слушали, как завывает ветер. Фомин после ужина исправлял неисправности своего оборудования и выявленные в ходе эксплуатации недостатки. В основном это были утечки и источники конденсата, который намертво замораживал подачу кислорода в маску. Арсений практически не вылезал из своей палатки, пытаясь настроить аппаратуру, чтобы она работала как швейцарские часы.

В девять вечера лагерь затихал. Ставились караулы: по одному посту гуркхов у кислородной станции и у яков. Остальные уходили спать в палатки. В темноте слышался только завывание ветра в леднике, треск морены и редкие крики животных.

Так мы жили в лагере — день за днём почти неделю. Каждый день был похож на предыдущий, но именно этот строгий ритм позволял надеяться, что у нас всё таки может всё получиться.

Глава 17

На восьмой день после прибытия к леднику Кхумбу начался первый акклиматизационный выход. До этого мы только готовились, разбивали лагерь, прокладывали тропу по леднику, ставили отметки, но теперь пришло время шагнуть в самую пасть ледяного чудовища.

План был такой: из базового лагеря, расположенного на высоте пять тысяч триста пятьдесят метров, мы должны были подняться через ледник на семьсот метров и организовать первый промежуточный лагерь, переночевать там, а затем подняться ещё на пятьсот метров, снова провести на горе ночь и вернуться в базовый лагерь. На словах выглядело это всё приятной прогулкой. Этакий разминочный выход на две ночи. После этого отдых и подготовка к восхождению. Я решил, что акклиматизация должна быть плавной, и в этом был несомненный плюс, только вот минусов тоже было достаточно, и главный из них заключался в том, что по ледопаду Кхумба нам придётся пройти несколько раз.

Ледопад Кхумбу напоминал застывшее цунами. Он двигался, пусть и медленно, постоянно менялся — некоторые трещины появлялись буквально на глазах, где-то грохотал лёд, и этот гул, передававшийся через ботинки, заставлял сердце биться чаще. За неделю, что мы с шерпами налегке проводили разведку маршрута, мы подготовили тропу до самого верха, однако неожиданные сюрпризы этот ледник мог нам подкинуть в любой момент.

В два часа ночи мы собрались под брезентовым навесом, заменявшим нам столовую. Подъём нам предстоял долгий, и времени поесть до самого вечера не будет, так что ночной перекус — это единственный прием пищи на