Казачонок 1860. Том 1 - Петр Алмазный
— С чего это вдруг?
— С того, что Костров не дурак был, — огрызнулся я. — Если он правду боялся, что к нему придут, мог и ловушку сделать.
Атаман перекрестился:
— Мать честная, этого еще нам не хватало.
Я огляделся: на гвозде у стены висел моток веревки, которым товар обвязывали.
— Щас, — сказал я.
Снял веревку, отмотал пару саженей. Один конец привязал к тому самому выступу под прилавком, там что-то вроде крючка было, затянул узел, проверил.
— Отойдите подальше, от греха, — на всякий случай сказал я.
— Да ну тебя, — проворчал атаман, но все-таки отступил в сторону.
Афанасьев тоже отступил, прищурившись. Сам я отошел к двери, к самому косяку.
Веревку взял обеими руками, коротко дернул — ничего. Тогда рванул сильнее, всем телом. В ту же секунду за прилавком что-то лязгнуло.
Раздался выстрел, лавку тут же заволокло густым дымом.
Где-то справа взвизгнула картечь, ударив в стену, разорвав мешок с мукой. Белое облако разошлось по лавке, накрыв все разом. Я закашлялся, прикрывая рот рукавом.
— Твою… — донесся голос Афанасьева. — Вот же торгаш!
— Живы⁈ — крикнул я, не видя в муке ничего.
— Живы, куда мы денемся, — отозвался атаман, закашлявшись. — Только глянь, как нас теперь разукрасило!
Дым и мука начали рассеиваться, я увидел, как Афанасьев выпрямляется, отряхивая мундир. Он был весь в муке, да и атаман выглядел не лучше. Папаха запорошена, усы поседели мгновенно. Он, не стесняясь, выругался и перекрестился еще раз:
— Царство ему небесное, конечно, но и гад же был, этот Костров. Ежели бы не ты, Гришка, то быть беде!
Я обошел прилавок и посмотрел внутрь. Под ним, в глубине, был обрез старого ружья. К стволу тянулась тонкая веревочка, которая и приводила все в действие.
— Вот и самострел, — кивнул Афанасьев, рассматривая секрет. — Дерни — и привет.
Я перевел взгляд чуть ниже. Там, за отъехавшей доской, чернел прямоугольный сундук. Небольшой, самый обычный на вид — дубовый, с окованными уголками.
Только замочная скважина у него была точь-в-точь под тот ключ, что сейчас лежал в кармане у штабс-капитана.
— Похоже, нашли, — тихо сказал я.
* * *
Пара дней прошла с того времени, как в лавке Кострова бахнул самострел. Вот не вмешайся я тогда в поиски — возможно, мы не досчитались бы Афанасьева или Строева. Но слава Богу, пронесло. В итоге из сундука Андрей Павлович вытащил на стол несколько толстых тетрадок, которые мне, конечно, изучить не дали. Еще там были деньги в монетах, да и купюрами, в том числе старыми ассигнациями.
Что уж было там записано лавочником, мне так и не стало известно. А Афанасьев после недолгого изучения очень возбудился и стал спешно собираться уезжать. Насколько я понял, ему теперь срочно нужно ехать до Ставрополя. Дело ясное, что дело темное.
Меня же тем временем потихоньку отпускало. Синяки уже сошли, желтизна под кожей почти пропала. Под ребрами тянуло, но не так, как в первые дни, когда кривился от каждого вдоха. На рубцах кожа стала плотной, будто прошло не несколько дней, а месяц.
Алена ворчала:
— Тебе бы еще лежать, — приговаривала она, — а ты уже шастаешь туда-сюда.
Я только отшучивался, но шаги нарочно делал тяжелыми, иногда даже прихрамывал, если кто смотрел.
Дед косился на это исподлобья.
— Смотри, внучек, не надорвись, — буркнул он как-то вечером, улыбнувшись.
— Да я понемногу, деда, — отвечал я. — Не глупый вроде.
Тело просило физических нагрузок, и на третий день я не выдержал — поймал Якова у его ворот. Он как раз собирался куда-то, подпоясывался, шашку поправлял, глядя на меня с усмешкой.
— Дядь Яков, — окликнул я. — Поговорить надо.
— Ну, — он остановился, разглядывая меня с головы до ног. — Вроде уже и не покойник. Чего тебе?
— Тренировки, — просто сказал я. — Надо продолжать, а то совсем заржавею.
Он фыркнул:
— Рано тебе еще, Гриша, обожди! Да и меня несколько дней не будет — вот вернусь, и продолжим.
— Эх, вот так всегда! — разочаровано махнул я рукой.
* * *
— Дед, пойду завтра прогуляюсь по лесу! Глядишь, какую дичь подстрелю. Косулю или кабана брать не буду, чтобы не нагружаться сильно. А вот птицу милое дело, вдруг тетерев или фазан попадет, — улыбаясь сказал я.
— Что, Гриша, дома-то вовсе не сидится?
— Да невмоготу уже, дедушка! Сколько можно бока отлеживать. Надо прогуляться, пока на луну не завыл. Я тихо пройдусь, ты не переживай!
— Ага, помню, как ты тихо прошелся в прошлом разе. Двух абреков на их конях привез до хаты.
— Ну, деда, так тоже бывает, но в этот раз и правда буду тихо.
— Ай! — махнул он рукой. — Тебя же все равно не удержишь. Ступай, но осторожен будь, да и сильно не нагружайся, поберегись.
Ружье и припасы перебрал с вечера. Все у меня, конечно, было и так начищено неоднократно. Но по старой привычке еще раз перепроверил. В очередной раз перебирая фузею, что досталась мне от Семеныча, подумал, что не худо было бы ее сменить. Уж больно муторный процесс перезаряжания.
Вот бы обычную охотничью двухстволку — хоть тот же ИЖ-12 или ИЖ-27. Помнилось у меня в прошлой жизни такие игрушки были. А здесь до них еще очень далеко. Ижевский завод только лет через двадцать-тридцать начнет выпускать охотничьи ружья, да на Тульском оружейном лишь с начала века будут запущены серийные модели. Так что, если очень хочется, придется искать либо каких-нибудь кустарей, либо что-то импортное. Но вот как это устроить, пока слабо представляю.
Идти собрался налегке, поэтому и нацеливался на птицу. Можно, конечно, подсвинка и в сундук загрузить. Но кто ж поверит, что я один кабана дотащил?..
— Не-ет, — пробормотал я, перебирая револьвер Лефоше. — Нафиг лишние вопросы.
Алена собрала мне провизии на пару дней. В итоге вышел здоровенный, до отказа набитый сидор. Ладно, отойду от станицы подальше и перегружу все в сундук — тем более там у меня всегда в последнее время есть припасы на всякий случай.
— И куда тебя опять несет? — недовольно сказала она. — Хоть бы день полежал по-человечески.
— Да я недалеко, — успокоил я. — Туда, за балку, к ручью. Глядишь, дичи какой к столу добуду, пройдусь, хоть развеюсь немного.
Она вздохнула, но спорить не стала. Только пододвинула ко мне миску с кашей.
Вышел я затемно, когда над станицей только-только начинало сереть. Когда уже подходил к краю станицы, один за одним начали просыпаться петухи. Воздух был прохладный, свежий. Тянуло сыростью, висела низкая белая дымка, словно пар шел от земли. Я перебросил ремень ружья через плечо, подтянул пояс, проверил,