ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов
Люди смотрели на него, и в их глазах уже не было ненависти или страха перед колдуном. Теперь в них читался трепет. Благоговейный, суеверный ужас перед существом, которое может призывать молнии с небес и повелевать громом. Перед живым богом, сошедшим в их мир.
Игорь видел этот трепет. Видел, как окончательно рухнула власть Стрибога, превратившегося в жалкую, дрожащую фигуру на земле. Видел, как изменился взгляд Рёрика — из расчётливого и холодного он стал опасливым, почти подобострастным. Его отчаянный план сработал. Он поставил на кон всё — и выиграл. Он больше не был чужаком, не был даже советником. В этот миг, в клубах дыма и в гробовой тишине, он стал для этих людей чем-то бесконечно большим. И он с холодной ясностью понимал — обратного пути не было. Отныне он был обречён нести этот тяжкий груз — груз «бога», сошедшего с небес в мир, который не был к этому готов. Игра была выиграна, но цена оказалась куда выше, чем он мог предположить.
Глава 18. Гроза с Юга
Слово «невиновен», тяжелое и властное, сорвавшееся с губ Рёрика, повисло в воздухе, но ему не дали прозвучать до конца, впитаться в сознание оглушенной толпы. Его перекрыл новый, еще более пронзительный и дикий звук — не оглушительный взрыв, а отчаянный, сорванный крик, донесшийся с южной стены.
— ДЫМ НА РЕКЕ! — вопль дозорного, молодого и перепуганного, прорезал завороженную тишину площади, как нож.
— ЛАДЬИ! МНОГО ЛАДЕЙ! ХАЗАРЫ ИДУТ!
Эффект был мгновенным и куда более страшным, чем грохот разорвавшегося кувшина. Только что люди падали ниц перед непостижимой силой «бога» Игоря. Теперь они вскочили в животном, первобытном ужасе перед вполне земной и смертельной угрозой. Благоговейный трепет сменился слепой, неконтролируемой паникой. Женщины с визгом хватали детей и бросились прочь с площади, спотыкаясь и падая. Мужчины засуетились, дико озираясь в поисках забытого в суматохе оружия. Об Игоре и его «чуде» мгновенно забыли — реальная смерть, плывущая по реке, оказалась куда убедительнее самого громового знамения.
Рёрик вскочил с кресла, отшвырнув его прочь. Его лицо, еще секунду назад бледное от шока и изумления, теперь залила густая краска ярости и отчаяния.
— К СТЕНАМ! — его команда, отточенная в десятках стычек и набегов, на этот раз прозвучала с непривычным, хриплым оттенком. — ВСЕ, КТО МОЖЕТ ДЕРЖАТЬ ОРУЖИЕ, К ЧАСТОКОЛУ! ОПОЛЧЕНИЕ — СТРОЙСЯ!
Хергрир, уже оправившись от изумления, рявкнул что-то на своем языке своим варягам, и те, как один, срываясь с места, бросились к частоколу, их лица снова стали масками холодной ярости.
Игорь стоял на том же месте, словно громом пораженный вторично. Его триумф, его величайшая ставка, длился менее минуты. Он только что доказал свою сверхъестественную силу, подчинил себе умы и сердца сотен людей, и вот теперь грубая реальность войны напомнила о себе с удвоенной силой. Его «чудо» — оглушительный, ослепляющий взрыв — был не просто театральным представлением. Он был гигантским сигнальным костром, факелом, ярко вспыхнувшим в ночи и указавшим дорогу врагу. *«Воевода Авиях знает тебя… Охота началась»*. Слова того самого пленного хазарина, сказанные им уходящим взглядом, оказались страшной пророческой правдой. Они не просто нашли его. Они пришли за ним с настоящей, полноценной карательной экспедицией, привлеченные слухами о «чародее», в одиночку разгромившем их передовой отряд.
Он видел, как мимо него, не глядя, бегут перепуганные горожане. Видел, как Стрибог, забыв о своем унизительном падении и духовном крахе, цепляется за рукав Вышаты, пытаясь найти защиту в толпе. Видел, как Рёрик, взбежав по лестнице на стену, смотрит на темную ленту реки, и его могучие плечи ссутуливаются под тяжестью нового, сокрушительного удара.
Его взгляд упал на дымящуюся, черную воронку в центре площади — символ его сиюминутной, пирровой победы. А теперь с реки, из предрассветного тумана, на них надвигалась настоящая, железная гроза. Десять, а может, и пятнадцать, длинных, низких боевых ладей, утыканных щитами. Полные отряды профессиональных, закаленных в боях воинов в добротных стальных доспехах. Не горстка разведчиков, не сборщики дани. Каратели. Те, кто пришел не грабить, а уничтожать.
Он повернулся и увидел Ратибора. Парень, смертельно бледный и все еще слабый, державшийся за свою палку, смотрел на него не с ужасом, а с немым, отчаянным вопросом. И не только он. Десятки глаз, еще минуту назад полные благоговения, теперь снова были устремлены на него. Они смотрели не как на бога, а как на единственную, призрачную надежду. На того, кто только что призвал гром с небес. На того, кто однажды уже разбил хазар в каменном мешке ущелья.
Момент истины наступил, обрушившись на него всей своей тяжестью. Он мог отступить. Спрятаться в самой дальней полуземлянке. Переждать бойню. Его новый, только что обретенный статус «живого бога» мог дать ему такую призрачную возможность. Но он видел лица этих людей — гончаров, кузнецов, пахарей. Видел немой укор и надежду в глазах Ратибора. И с леденящей душу ясностью понимал — его «чудо» не только спасло ему жизнь, но и наложило на него страшную, нечеловеческую ответственность. Он разбудил силы, которые не мог до конца контролировать, и теперь должен был заплатить за эту игру сполна.
Он глубоко, со свистом вдохнул воздух, пахнущий гарью и страхом, выпрямил спину, расправил плечи. И тогда его голос, властный и звенящий сталью, громко прозвучал над нарастающим хаосом, заставляя людей замереть на бегу:
— Хергрир! Твои волки — на угловые башни! Булат — все твои метательные камни, все, что может лететь, тащи на стены! Котел со смолой — разжечь! Ратибор — ко мне, сейчас же!
Люди, еще минуту назад метавшиеся в слепой панике, замерли, услышав его голос — не просящий, а приказывающий. Они снова, как один, повернулись к нему. Но теперь в их глазах не было трепета перед неведомым. Теперь в них горел проблеск чего-то нового, хрупкого и могущественного — надежды. Их бог, только что явивший им свою грозную силу, теперь звал их к битве. И они были готовы идти.
Игорь не был богом. Он был всего лишь инженером, занесенным в ловушку времени жестокой шуткой судьбы. Но сейчас, в этот миг, ему снова предстояло стать стратегом, полководцем, мозгом и волей обороны. И на кону была уже не его личная свобода или жизнь, а судьба всего Гнезда, каждого человека за этими стенами. Охота, объявленная на него
