ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов
— Все готово к закладке, учитель, — сказал он, останавливаясь рядом. Его голос, прежде робкий, теперь звучал ровно и твердо. — Каменщики из Ладоги ждут твоего слова. Прибыл и мастер Авраам, тот, что из хазарских земель. Говорит, видел подобное на юге, но в таких масштабах… — Он сделал многозначительную паузу.
Ингорь кивнул, его взгляд скользнул к расчищенной площадке у подножия холма, где толпились люди и стояли телеги с бутовым камнем и известкой.
— Хорошо. Но помни, Ратибор, это будет не просто гридница для пиров и не новые хоромы для конунга. — Он повернулся к ученику, и в его глазах вспыхнула та самая искра, что когда-то заставляла Ратибора верить в невозможное. — Это будут здания для *учебы*. Место, где будут учить не только ремеслу. Где будут постигать числа, черчение, законы природы и мудрость, сохраненную в летописях и сагах. Чтобы наше знание не умерло вместе с нами. Чтобы оно передавалось дальше. От учителя — к ученику. Из века в век.
Ратибор внимательно слушал, его умное лицо было серьезным. Он уже давно перестал слепо удивляться замыслам учителя. Теперь он анализировал их.
— Получается… не цех и не дружина. Нечто новое. Место для… мышления? — он подобрал слово осторожно.
— Именно. Место, где куют не сталь, а умы. Где рождаются не только вещи, но и идеи.
— Школа? — наконец, произнес Ратибор, и в его голосе прозвучало не только вопрошание, но и осознание масштаба.
Ингорь встретил его взгляд и медленно кивнул.
— Школа. Первая. Но не последняя.
Он спустился с холма, и толпа расступилась перед ним. Здесь были и его люди — Свенельд, теперь начальник всей Городской Стражи, хоть и прихрамывавший, но с взглядом, от которого стыли дурные помыслы; Булат, вытеревший сажей руки о фартук; и старые, и новые ремесленники. Были и люди Рёрика — сам конунг, молчаливый и проницательный, наблюдал с крыльца своей новой, просторной гридницы. Их партнерство было нелегким, но прочным, как хорошая сталь — каждый знал свою роль.
Ингорь подошел к заранее приготовленному углублению в земле. Ему протянули тяжелый, шлифованный речной валун — первый, краеугольный камень. Он на мгновение задержал его в руках, чувствуя холодную тяжесть гранита. Символично. Не дерево, которое может сгореть, а камень. На века.
*Прощай, Игорь Стрельцов. Ты хотел выжить. А я… я хочу остаться. Не в памяти, как воин или князь. А в самом камне, в самой идее этого места. В этих детях, что будут бегать по этим улицам. В этих законах, что не дадут сильным бесчинствовать. В этих знаниях, что не позволят им снова скатиться в темноту.*
Он опустил камень на подготовленное ложе. Тяжелый, глухой удар прокатился по площади, заглушив на мгновение все звуки.
— Закладываем! — громко сказал Ингорь, и его голос, привыкший командовать на ветру и в грохоте битвы, был слышен каждому.
Поднялся деловой шум. Каменщики и рабочие бросились к телегам. Началась работа.
Ингорь отошел в сторону, дав волю мастерам. Он смотрел, как над будущей школой поднимается первое, пока еще невысокое, облако известковой пыли. Его взгляд скользнул дальше, на улицы, где резвилась свора ребятишек, гоняя палкой обрубок дерева. На дымки, поднимающиеся над мирными домами. На далекие паруса на реке.
Он думал не о славе. Не о власти, которая была теперь у него в руках, хоть и не называлась княжеской. Он думал о следе. О государстве, которому только предстояло пройти через горнило междоусобиц, через монгольское нашествие, через тирании и войны, но которое, если заложить фундамент правильно, сможет выстоять. Сможет остаться сильным. Его личная, маленькая мечта о возвращении умерла в водах Волхова много лет назад, чтобы дать жизнь мечте куда более грандиозной и страшной в своей ответственности.
Ветер с реки донес до него знакомый, жизнеутверждающий хор — звон топоров, смех детей и первые, пробные удары молотов по камню. Он глубоко, полной грудью, вдохнул воздух *своего* мира. Воздух стройки. Воздух будущего.
Игорь Стрельцов когда-то был просто попаданцем. Ингорь Вещий стал творцом.
И его работа, он это знал с ледяной и восторженной ясностью, только начиналась.
Конец первой книги.