Солдат трех императоров - Виктор Сергеевич Мишин
– Еще не знаю, вашвысокпревосходительство, сколько у меня людей осталось, сами видите, что творится… – пожал я плечами.
Глядя на мои шашки, с которых стекала кровь, Тормасов только коротко кивнул.
– Вы бы отошли немного, вашвысокпревосходительство, не нужно генералам лично саблями махать, ваше дело управлять боем, уж простите великодушно…
– Ух, какой поручик у нас дерзкий?! – усмехнулся Тормасов, но продолжить не успел.
Я прочитал его взгляд и вздрогнул. Быстро обернувшись, увидел, как летит сабля, рассекая воздух, но не в меня. Почему в этот момент я поступил именно так…
Нападавших было двое, одну саблю я машинально и очень быстро отбил, не нанося ответного удара, но даже и без того понял, что отбить второй не успею. Не раздумывая больше, пихаю правой рукой в плечо генерала, отталкивая его от себя, и в тот же момент охреневаю от удара и пришедшей в тот же миг боли. Кровь брызжет ручьем из моей конечности, которой больше нет. На автомате вновь вскидываю левую, отбиваюсь от нового удара и наношу ответный. Враг падает с рассеченным горлом, а из меня самого как будто выпустили воздух. Силы в одно мгновение покинули мое грешное тело, и я осел на землю. Дальнейшее не помню, навалилась темнота и сознание меня покинуло.
Дикая боль разливалась по телу, но больше пугала слабость. Попытавшись открыть глаза, понял, что не могу, сил не было совсем. Слышу какие-то голоса, но кто и о чем говорит, разобрать не могу. Вновь отключаюсь. Сколько прошло времени, не знаю, очухиваюсь от тряски.
– Досталось его высокоблагородию, – почти четко расслышал я.
– И не говори, успеем ли? – а это уже кто-то другой.
– Надо, слышал, что превосходительство сказал, любой ценой поручика доставить к дохтуру, а везти-то неблизко.
– Да уж, – поддакнул второй, – главное, чтоб ентот самый дохтур в городе был, а то там после астрияков и не было никого!
– Так вроде енерал говорил, что должны были гошпиталь развернуть.
– Так тож должны были, а вот как на деле…
Не знаю, в который уже раз, вновь проваливаюсь в какое-то небытие. Странно, но боль вроде как меньше стала? Интересно. Черт, я так изменил историю, что, возможно, теперь все пойдет не так, как должно быть. Ведь я отлично помню, что писали о легендарном солдате Кочеткове, что ранен был много раз, потерял ногу, но жил долго. Ногу! А я, выходит, без руки теперь, да еще и правой. Ведь это моя рабочая рука, несмотря на умение фехтовать левой, причем в бою она ведущая, полностью левшой я не был. Хреново.
«Не понял, раз я размышляю, то значит, нахожусь в сознании?»
Боль на самом деле была, просто мое отношение к ней было каким-то отстраненным, как в тумане. Блин, даже не передать словами, что я ощущал. Жжение, тянущую боль, пульсацию вен… Какой-то букет, ох, вот же угораздило генерала в бой влезть, а! Если бы не он, скорее всего, мы бы задавили австрийцев, а так вообще не понятно, чем все закончилось.
«Стоп! Если меня вывезли, да еще и по приказу Тормасова, то… Выходит, бой мы вытянули?»
– Очнулся? – услышал я. Говоривший не спрашивал, а, скорее, обращался к кому-то.
– Господин поручик, как вы себя чувствуете? – точно, ведь это у меня и спрашивают, а я все думаю, чего это светло как-то стало, даже не заметил, как глаза открыл.
– Хрен его знает, – прошептал я, словно боясь, что ежели скажу громче, вернется боль.
– Ругаться можно, не на приеме, – как-то одобрительно произнес говоривший и потрогал мне лоб. – Горячки, кажется, нет, будем надеяться на лучшее. Что же, загляну к вам позже, сменю повязку.
С этими словами говоривший, наверное, какой-нибудь доктор, исчез из поля моего зрения, и я вновь остался один на один со своими мыслями. Что же будет, как без руки-то? Что делать, где все мои ребятки, где Олег?
– М-мать, а если все погибли? – ляпнул я вслух и осекся. Вроде тихо рядом, может, я тут один?
– Эй, есть кто живой?
Тишина была ответом. Резко захотелось пить и, кажется, боль возвращается, но не такая, как раньше.
Сколько я так валялся, даже не представляю, день сменялся ночью, но я осознавал это скорее подсознанием, ибо ничего кроме какого-то темно-серого потолка не видел. Мне было ужасно неудобно лежать, первое время я даже в туалет не ходил, терпел, пока какой-то мрачный мужик, с силой настоящего богатыря, не помог мне справить нужду. Он, появившись в какой-то момент, абсолютно по-простому предложил мне сделать это грязное дело и объяснил, как. Пришлось последовать его совету, хоть и было мне крайне неловко. В похожей ситуации я уже был, но вот так, чтобы находиться в какой-то прострации, нет, не помню такого, да еще и слабость эта…
– …Василий, ты меня слышишь?
В один из дней, выдернул меня из моих тяжелых мыслей, знакомый до боли голос. Распахнув глаза, не поверил тому, что увидел. Это был Олег Васильчиков, хотя узнать его было трудно. Половина его лица была закрыта повязкой, отчего мне даже сделалось страшно.
– Олежка?! Что с тобой? – Кажется, за него мне страшнее, чем за себя.
– Да все нормально, командир! – Надо же, за столько лет мы так привыкли друг к другу что Олег перенял от меня всю манеру говорить, как в прошлый жизни балакает, сразу воспоминания накатили. – Задели чутка, глаза вроде целы, как местный эскулап сказал, ну, а шрам будет, что поделаешь, не на балах ведь отдыхаем… Ты сам-то как, мне сказали, говоришь сам с собой, лежишь, в одну точку смотришь, я уж испугался.
– Да просто охренел я, братка, да еще состояние какое-то странное, на все плевать и сил нет, вот и лежу. А ты давно здесь? Кстати, а где хоть мы?
– В Кобрине, говорят, в замке или дворце Суворова.
– А, слышал о таком, вроде как Екатерина Вторая ему за заслуги подарила.
– Ого, а я такого не слыхал. Меня сюда чуть позже привезли, вместе с еще двумя десятками бойцов. Тут и наши есть, и пехота.
– Олег, от роты что-нибудь осталось?
– В строю, вместе с легкоранеными, пятьдесят шесть бойцов…
– Половину роты просрал! – это я о себе, разумеется. – Хреновый я командир, друже, просто ну очень хреновый.
Я сильно расстроился, узнав такие новости. Настолько, что совершенно позабыл об Олеге, закрыл глаза и долго лежал, ничего не говоря, и чуть позже услышал тихий голос Олега:
– Я еще приду, отдыхай, командир…
Не стал его тогда останавливать, мне было плохо, просто
