Дорога к фронту - Андрей Львович Ливадный

Врываюсь внутрь.

Два выстрела из «ТТ» покончили со связистами. У окна лежит унтер, — его сняла Веселова. На стуле сидит крепко связанный и изрядно избитый старшина.

Из-за перевернутого стола встает немец. Обер-лейтенант. Я двинул ему рукояткой пистолета в висок. Фашист сразу обмяк.

Я быстро развязал пленника. Тот лишних вопросов не задает, глянул на петлицы, сплюнул кровью, хлопнул меня по плечу, схватил немецкий автомат и только тогда хрипло выдавил:

— Силен ты лейтенант, несмотря что летчик. Сбили?

— На вынужденную сел.

— Старшина Никита Ломейкин, — представился он. — Уходить надо. Они наверняка подмогу вызвали. Вскоре тут звиздец что начнется.

— У меня мотоцикл. Трофейный. Ты зачем девчонку в разведку потащил?

— Веселову? Она жива?

— Жива.

— Ну так она немецкий знает. Нас за «языком» отправили. Обязательно за офицером. Дважды ходили. И ни разу живым не довели. Вот и решили ее взять, чтобы допросить фашиста на месте, а не тащить его через линию фронта, — он наклонился к обер-лейтенанту и сокрушенно выматерился.

— Чего? — спросил я.

— Зачем так сильно саданул?

— Очухается.

— Будем надеяться, — старшина без лишних разговоров взвалил немца на плечо. — Давай, лейтенант, ходу отсюда!

— Ну так двигай!

— А ты? — спросил он.

Собираю немецкие гранаты:

— Заберу документы и подорву здесь все. Иди, догоню!

Я быстро проверил ящики перевернутого стола и рассыпавшиеся по полу папки. Сгреб их, перевязал подвернувшимся под руку телефонным шнуром, затем выскочил на улицу.

Через несколько секунд за спиной грохнул мощный взрыв.

Бегу к опушке леса.

Старшина уже завел мотоцикл. Веселова его прикрывает, держит околицу под прицелом. Над заброшенной деревушкой стелются дымы. Дом, в котором я держал оборону, уже полностью охватило пламя, и он превратился в погребальный костер.

Ломейкин усадил пленного немецкого офицера в коляску. Тот похоже пришел в себя, что-то нечленораздельно мычит.

— Товарищ младший лейтенант, — он обернулся, — Надо бы поспешить.

— Погоди, старшина. Дай пару минут.

Памятуя о последних событиях, я больше не собираюсь проявлять беспечность, уповая на удачу. Пришлось вернуться в заброшенный сад, и обыскать трупы. Как выяснилось первого пулеметчика я действительно положил в составе отделения. Его «MG-34» тоже оказался с барабанным магазином. Два запасных я нашел в специальной сумке-переноске.

Старшина тем временем распределил роли, усевшись на место водителя. Веселова устроилась за ним. Мне пришлось разместиться на запасном колесе, позади пленника. Неудобно, но особо выбирать не приходится.

— Поехали, — я хлопнул Никиту по плечу.

[1] У «И-16» воздушное охлаждение двигателя.

[2] Mauser 98k (Маузер 98k) — магазинная винтовка, официально принятая на вооружение в 1935 году. Являлась основным и наиболее массовым стрелковым оружием вермахта во время Второй мировой войны. Обойма на пять патронов.

[3] Для пулемёта MG-34 использовался барабанный магазин Gurttrommel в виде усечённого жестяного конуса, внутри которого располагалась короткая лента на 50 патронов. Кроме того, существовали сдвоенные барабанные магазины.

[4] Пролесок — узкая дорога в лесу.

[5] Положения плана «Ост» включали уничтожение населения нашей страны, порабощение и онемечивание оставшихся в живых.

[6] MP 38/40 (сокращение от нем. Maschinenpistole) — пистолет-пулемёт, калибра 9 мм. Состоял на вооружении вермахта во время Второй мировой войны. В некоторых источниках его ошибочно называют «шмайссером», хотя оружейник Хуго Шмайссер не имел отношения к производству «МР». Все дело в запатентованном им магазине, на котором стояло клеймо «PATENT SCHMEISSER».

[7] Стрелковый (пехотный) взвод вермахта насчитывал 49 человек.

Глава 7

Мы сразу углубились в лес, но проехать удалось километров пять, не больше.

Все дороги, где только может пройти техника, забиты немецкими войсками. Их плотность по мере приближения к передовой растет. Вскоре мотоцикл пришлось бросить и искать окольные пути, пробираясь через чащу и овраги, ибо хорошо просматриваемое сосновое редколесье стало своего рода становищем для врага.

Пленный офицер упирается.

— Остановимся ненадолго, — Ломейкин обернулся к оберу, — Слушай, гнида фашистская, либо ты начнешь ногами шевелить, либо я тебя здесь шлепну, а что надо нам документы скажут, ферштанден⁈ Веселова, переведи!

Таня уложилась в пару коротких фраз. Обер мгновенно побледнел и вдруг часто закивал головой.

— Так-то лучше, — Никита сплюнул, обернулся ко мне и тихо предложил:

— Может здесь допросим и дальше пойдем налегке?

— Допросить не помешает, — согласился я. — Но попытаться довести его надо.

— Почему? Если все выложит, то какой с него будет прок?

— А что конкретно тебя интересует? — в свою очередь спросил я.

— Не понял? Их планы, конечно. Когда наступление и все такое.

— Ты ведь разведчик! Понимать должен, обыкновенный «обер» в десяти километрах от фронта вряд ли осведомлен о действительных планах на передовой. А вот что там за объект спешно возводили, может оказаться интересным.

— Ну, да, согласен, — вздохнул старшина. — Хотя для ясности: я разведчик по случаю. Приказали — пошел. Специальной подготовки не проходил.

— А чего вы так далеко от передовой языка решили брать?

— Так у нас приказ попутный был. При отступлении штабная машина заплутала в лесу, да в болоте увязла. Велели найти ее и сжечь. Координаты примерные дали, да на карте пометку сделали. Там документы какие-то секретные остались.

— Сожгли?

— Нет. Утопла. В трясину ушла. Мы только след колеи отыскали. Знать судьба нас свела, так товарищ младший лейтенант?

— Давай пока без званий.

— А чего?

— Мне так привычнее. Без официоза[1].

— Без чего?

— Ну, по-дружески. Я летчик. В воздухе так не принято. Пока выговариваешь «Товарищ младший лейтенант», тебя уже собьют.

— Ладно, как скажешь. Пошли немца ломать. А ты чего разулыбался?

— Смешно. С фамилией твоей созвучно.

— Так у меня с детства кликуха «Лом».

— Типа стальной?

— Типа не гнусь. Только искры высекаю, — отшутился старшина.

В допросе я участвовать не стал. Вряд ли офицер, которому поручили охранять тот загадочный узел связи, скажет что-то толковое, по существу. А вот документы могут пролить свет. Поэтому я сел в сторонке и начал просматривать папки. Немецкий я практически не знаю, хоть и учил в школе, но несколько рисунков и схем, попавшихся среди других бумаг, меня заинтересовали.

На всякий случай, быстро скопировал их в блокнот. Уж слишком подозрительно выглядела та «антенна». Понимаю, что подобные наброски в личном пользовании — это риск, но хочу разобраться. Специальных знаний у меня нет, однако на фронт во время войны уходило много высокообразованных талантливых людей. Может, судьба сведет с кем-то понимающим в радиоэлектронике?

Кстати, я твердо решил вести короткие заметки о каждом прожитом дне. Чтобы ничего не упустить. Ведь события со временем стираются в памяти. Потом, если выживу, решу, что с этим делать.

Ко мне подсел Никита.

— Ну?