Дорога к фронту - Андрей Львович Ливадный

— Да и не надо. Мне они все равно ничего не скажут. Не интересовался я наукой.

— Вот и я не интересовался, но поневоле пришлось вникать.

— По-простому сможешь объяснить? Во всем сказанном меня сильно смущает один момент.

— Всего один? — удивился Панфилов. — И какой же?

— Наличие физических устройств в этом времени. Откуда они взялись? — я неосознанно кручу в пальцах полупрозрачный кругляш с впаянными в него микрочипами. — Могу, пусть и с большой натяжкой, представить, что наше сознание способно путешествовать по неким каналам пространства и времени. Но если для перемещения нейроматрицы необходимо «дополнительное оборудование», то как оно попало сюда? В это время?

— Изо всех возможных вопросов ты задал самый трудный. И самый опасный.

— Только не говори, что некоторые вещи мне не положено знать! — я едва не вспылил.

— Воу. Полегче. Не обостряй.

— Так ответишь?

— Не сомневайся. Но для начала хочу, чтобы ты уяснил некоторые базовые моменты. Например, как происходит перемещение сознания? Чем обусловлен процесс?

— Понятия не имею!

— Я попытаюсь тебе объяснить. Среди разработчиков «ви-ар» существует термин «нейрограмма». Если говорить простым языком — это оцифрованное впечатление, которое может быть записано и воспроизведено. Понимаешь?

Я кивнул, ибо знаком с полным погружением в «ви-ар».

— Есть гипотеза, что сознание любого человека, состоит из миллиардов элементарных нейрограмм, которые являются отражением наших воспоминаний, чувств и жизненного опыта, записанных при помощи биохимии и электрической активности мозга. Создав «ви-ар», работающие на базе искусственных нейросетей, мы, сами того не подозревая, сделали шаг к форме информационного бытия, которое, как считают наши ученые, для Вселенной совсем не исключение, а скорее правило. Проще говоря: уникальная сумма нейрограмм, формирующих конкретную личность, в принципе может быть представлена в виде матрицы. Просто современные технологии пока не дотягивают до возможности создания структурированной копии сознания, а вот природа вполне на это способна.

— Природа Вселенной? — уточнил я.

— Да. Природа мироздания способна считывать и транслировать информационные слепки. Открытым остается вопрос: куда они передаются и при помощи чего? Чтобы было понятнее приведу пример: электрическому току нужен генератор, его производящий, и проводник для доставки потребителю, — я сейчас говорю максимально упрощенно.

— Хорошо. Согласен.

— Тогда идем дальше. Первое условие ты понял — это наличие высокоорганизованной цифровой среды и наших, позволю сказать, «индивидуальных отпечатков» в общем информационном поле. А вот со вторым условием сложнее. Скажем так: некоторые эксперименты, проведенные на Земле за последние десятилетия, оперируют такими энергиями, что возымели неожиданный побочный эффект. Различные устройства, начиная от адронных коллайдеров и заканчивая прототипами двигателей, основанных, как принято говорить «на новых физических принципах», нарушили целостность нашего континуума. Создали в нем локальные дефекты, сравнимые с червоточинами. К счастью для нас, они ведут на небольшую глубину времени.

— В прошлое и будущее? — уточнил я.

— В прошлое. Ибо будущее недоступно. Его пока нет. Даже для тебя и меня. Каким оно будет — предопределит лишь ход истории, в котором есть и песчинки наших поступков.

— Звучит жутковато.

— Зато точно. Если ты усвоил базовые понятия, то можем двигаться дальше.

— Ты не ответил на заданный вопрос.

— Об этом? — Панфилов по-прежнему машинально крутит в пальцах устройство переноса.

— Да. Мне непонятно как во времени может перемещаться предмет?

— Он не перемещается. Создается здесь.

— Создается кем? Как? На каком оборудовании? — требовательно уточнил я.

Игнат покачал головой.

— Нет никакого «оборудования». Ты, видимо, невнимательно меня слушал. Информационный слепок человеческого сознания может быть захвачен червоточиной и перемещен во времени.

— Но эти устройства, — не часть сознания! — я невольно сжал трофейный кругляш во вспотевшей ладони.

— Ой ли? — прищурился Игнат. — Устройства одинаковы. Только в одном случае интерфейс реализован на русском языке, а в другом на немецком. Ни о чем не говорит?

— Прости, но я действительно не понимаю!

— Нейроимплант, на основе которого работает мнемонический интерфейс, — разве он не становится частью нашего сознания после вживления?

Если честно ничего подобного мне не приходило на ум. Я никогда не задумывался над такими вопросами.

Видя мою растерянность, Панфилов убежденно добавил:

— Нейроимплант с момента его вживления уже неотделим от рассудка. То есть, его информационная структура тоже транслируется через червоточину. Но если матрицу личности в качестве носителя способен принять мозг человека из прошлой эпохи, то куда денется вживленная искусственная нейросеть?

— Понятия не имею, — ответил я. — Быть может, эта часть нейроматрицы просто исчезнет?

— Нет. Невозможно. По природе явления все транслированное должно быть воплощено, — уверенно пояснил Игнат, явно кого-то цитируя. — Поэтому на основе информации создается дополнительный объект. Изменяется молекулярная структура случайного предмета, уже существующего в этом времени. В твоем случае это был наушник микрофона.

— То есть матрица сознания записывается в биологическую нейросеть, а для нейроимпланта, являющегося, по твоим словам, частью нашего рассудка, создается отдельный носитель? — переспросил я.

— Именно так! Сразу проясню: чипы впаяны в неразрушимую оболочку и аналогов среди известных устройств не имеют. Они — нейронный артефакт, созданный природой. Ни изучить их, ни вскрыть, ни воспроизвести на существующем оборудовании не удалось.

— А почему язык интерфейсов русский и немецкий?

— Потому что на сегодняшний день существуют только две достаточно мощные аномалии, способные к спорадическим переносам сознания, — «Петровская» и «Дрезденская». Первая названа по деревеньке, расположенной в эпицентре, вторая, как ты понял, географически охватывает Дрезден и окрестности.

— Так значит переносы, — явление не повсеместное?

— Нет. Локальное. Географически локальное. Но все может измениться.

— Почему? — мне хочется полной ясности.

— Неизвестно, как именно червоточины контактируют с современным информационным полем. Есть вероятность что благодаря «ви-ар» и онлайну, матрицу сознания может «выхватить» откуда угодно. Из любого региона планеты, где есть интернет.

— Но воплотится она либо тут, либо в окрестностях Дрездена?

— Да, — кивнул Панфилов.

Теперь кое-что прояснилось. Например, в силу узкой географической локализации встреча двух виртуальных пилотов, казавшаяся мне чем-то невозможным, приобрела хоть какое-то обоснование. Но многое все равно остается неясным.

Я глубоко задумался, а затем сказал:

— Не складывается у меня понятной картины, Игнат.

— Почему?

— Ну подумай сам. Мое устройство принес Захаров. Импланта у меня никогда не было. Не по деньгам игрушка. Для погружения «ви-ар» я всегда использовал внешний модуль в виде шлема. Объясни, как в нем вдруг оказалось гнездо нужной конфигурации?

— А чье производство? — мгновенно насторожился Панфилов.

— Да наше. Российское. «РусАтом».

— С точкой доступа через зрительный нерв?

— Да. Вполне заурядный девайс для подключения к «ви-ар», только со странным незадокументированным гнездом. Я на него сразу внимание обратил, но нигде не смог нарыть толковой информации.

— А шлем где покупал?

— Да через сеть, естественно. Доставили курьером. Сдается мне твой «прототип» — не единственный в своем роде, — развил я пришедшую на ум мысль. —