Дорога к фронту - Андрей Львович Ливадный

— Как надавить?

— Все будет проходить над нашей территорией, — ответил я. — Если собьем одного или нескольких немецких асов, он сможет поставить себе в заслугу организацию и общее руководство операцией.

— Так и сказать ему? — Земцов пристально взглянул на меня.

— Бои нам предстоят адовые, товарищ капитан. Прикрывать эшелоны и войска, когда в небе крутится по восемь-двенадцать «мессеров», мы точно не сможем. Надо попытаться заранее их проредить. А заодно сбить спесь, заронить страх.

— И когда?

— Желательно сегодня, — я взглянул на часы. — Несколько немецких пар вскоре наверняка вылетят на «свободную охоту».

— Хорошо. Я сейчас же поговорю с Ковалевым, пока тот не уехал. Думаю, одобрит.

* * *

Командир сводной авиационной группы нашу инициативу поддержал, но вылет перенесли на следующий день.

— Почему не сегодня? — спросил Демьянов. Ему в отличие от Синченко моя идея не понравилась, хотя, видя решимость остальных, Иван помалкивает, держит мнение при себе.

— Я так решил, — неожиданно ответил Земцов. — Немцы сегодня понесли ощутимые потери. Наверняка захотят отыграться. Будут настороже. Могут поднять в небо больше истребителей, чем обычно и устроить нам встречную ловушку. Пусть зря сожгут топливо и нервы.

Мы с Потапычем отошли в сторонку.

— Дымы сделаешь?

— Да не проблема. Сделаем, конечно. И на «МиГ» Захарова тоже поставим, на всякий случай. Вдруг вам по какой-то причине придется меняться ролями?

— Хорошо. Только заряд подберите, чтобы все натурально выглядело.

— А зачем дым? — спросил старшина. — Немцы ведь и без того охотно атакуют одиночные самолеты.

— Дым нужен, чтобы меня заметили с большого расстояния. Да и «поврежденная» машина не вызовет особых опасений, притупит бдительность.

— Хорошо. Сейчас займусь. Цепь подведу к бомбовому электросбрасывателю.

Вторую половину дня мы провели на аэродроме. Помогали техникам готовить машины, обсуждали детали предстоящего вылета, с тревогой всматривались в небо, когда наши посты наблюдения доложили еще о двух группах немецких бомбардировщиков, которые пересекли линию фронта. Им на перехват вылетели «МиГи» 34-го истребительного авиационного полка ПВО.

Лично меня ожидание тяготит и расхолаживает. Небо постоянно манит.

Наверное, ночью не усну.

После ужина мы снова собрались вместе. Сегодня в эскадрилье «соседей» случились тяжелые потери. Двое летчиков (я их даже не знал, не успели познакомиться), не вернулись из вылетов.

Демидов по-прежнему выглядит хмурым, и я решился подойти, спросить:

— Ванек, что-то случилось?

— Предчувствие плохое, — он с непонятной враждебностью взглянул на меня и неожиданно добавил: — Не по душе мне твоя затея. Почему я должен прятаться в облаках, как вор, поджидая удобный момент? Почему честно не пойти в бой? Как-то не по-нашему, по-фрицевски получается. Это они вечно на высоте кружат, как падальщики. Клюнут и уходят.

— Не понимаешь?

— Нет. И делать, как они, не хочу.

— Присядем? — я указал на скамейку, сколоченную из неструганых досок.

— Ты что политрук, мозги мне полоскать?

— Не кипятись.

К нам неожиданно подсел Захаров, а за ним подтянулся Синченко. Земцов еще ужинает, но судя по всему — прислушивается.

— Ну, Андрюх, говори, что хотел, — тяжело обронил Демидов.

— Ты разницу между нами и немцами понимаешь?

Иван насупился. Молчит.

— Мы свою землю защищаем. А они сюда охотиться на нас пришли. Уничтожать. Для них, — я сейчас больше говорю о летчиках, — это своего рода соревнование. Не кровавая работа, до полного выгорания, как у нас, а спорт, если хочешь.

— Ну и что с того⁈ — Иван злится и не хочет ничего слушать.

— Представь, ты один в лесу. И вдруг волчья стая. Как поступишь?

— Попробую их перестрелять.

— А разве это честно? У них ведь только зубы. А у тебя ствол.

— Так это ж звери!

— Которые тебя загрызут, если близко подпустишь, — вмешался в наш разговор Илья. — Знаешь, Ванек, я буду бить фашистов при любой возможности. И мне наплевать, что для этого придется делать! Надо сбивать на взлете, или посадке, — буду! И в открытом бою тоже буду сбивать! При любой возможности, — повторил он.

Разговор иссяк сам собой, но после него у меня остался неприятный осадок. Демидов не понимает, что рассказы летчиков, воевавших на Халхин-Голе, как и существующие боевые наставления, уже не отражают действительности. Изменились скоростные характеристики и конструкция самолетов, а вместе с ними изменилась и тактика воздушных схваток. Но как мне объяснить, что виражный бой в плоскости уже отжил свое, ушел в прошлое? Как растолковать само понятие «энергии», — решающего фактора в борьбе за господство в воздухе? Фашисты, — бешенное зверье, но, к сожалению, они понимают превосходящие возможности своих машин и умело их используют. А Демидов еще не летал на «МиГе». Иван мыслит скоростями и возможностями «И-16». Боюсь, что переубеждать его, что-то объясняя «на пальцах», — бесполезно. Он должен сам почувствовать, насколько эффективно можно сбивать врага, имея преимущество в высоте и скорости. Реальное представление об основных положениях тактики «пике-горка» трудно получить, не имея хотя бы минимального успешного опыта ее применения. Негативный опыт тут не годится, ибо его цена — смерть.

* * *

Утро встретило нас туманом.

Тревожно на душе. Плохая погода может сорвать вылет.

Ко мне подошел Земцов.

— Готов? Не передумал быть наживкой?

— Готов. Справлюсь, Николай Иванович. Метеосводка какая?

— Кучевые облака на полутора тысячах. Как раз по нашему замыслу. Ударному звену забираться выше все равно смысла нет.

— Согласен.

— Тогда прогреваем двигатели. Туман скоро рассеется.

Перед тем как подняться в кабину я перекинулся парой слов с Захаровым.

— Илья, держись верхней кромки облаков. Постоянно крути головой. Увидишь «мессеров», войди в дымку, чтобы они тебя не заметили.

— Не переживай. Ты сам поосторожнее, — он хлопнул меня по плечу, направляясь к своему «МиГу».

Звено «И-16» первым пошло на взлет. Высоту они наберут прямо над аэродромом, а затем будут наблюдать за мной в просветы облачности.

Я поднялся в воздух последним. Набрал триста пятьдесят километров в час, оттриммировал машину, и довернул на запад, удерживая высоту в четыреста метров. Выше подниматься рискованно. Моя задача — заставить немецких пилотов спуститься к земле и вынудить их сбросить скорость.

Радиосвязи между самолетами группы нет. Мы заранее условились о квадрате, где по плану должны произойти основные события, и условных знаках, подаваемых при помощи аэронавигационных огней.

Солнце уже поднялось над линией горизонта. Туман тает, начинается погожий сентябрьский день.

У линии фронта (она стабилизировалась за последние несколько суток), встаю в пологий вираж. Издали все выглядит так, словно одиночный советский истребитель собирается заходить на штурмовку наземных целей.

Постоянно осматриваюсь. Мое появление вызвало вялый огонь, — пара немецких зенитных пулеметов огрызнулись очередями. Для достоверности я разогнал их расчеты из «ШКАСов».

Хожу низко. Конечно, это рискованно,