Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

Тишина после её слов сгустилась, впитав в себя всю боль и сомнения двух людей, встретившихся через годы. За стеной, на кухне, размеренно тикали часы, по-прежнему отставая ровно на шесть минут, словно напоминая обоим о том, чего уже не вернуть.

Маша смотрела на Курносова и вдруг заметила, как в его глазах заблестели слёзы. Он не пытался их скрыть, не отвернулся, лишь молча сидел напротив, и они текли по его щекам, прочерчивая глубокие дорожки на лице, тронутом временем и усталостью.

Она замерла, боясь даже вдохнуть громче, чем можно, и глядела на человека, которого когда-то знала и любила. В квартире, пропитанной воспоминаниями, их прошлое, живое и острое, ворвалось обратно, перечёркивая годы разлуки и одиночества.

Не в силах больше выдерживать эту разъедающую душу дистанцию, Маша неожиданно для самой себя сорвалась с места, села рядом и осторожно взяла его лицо в ладони, мягко вытирая слёзы пальцами.

– Петенька, родной мой… – её голос звучал шёпотом, горячим и согревающим, словно дыхание. – Я люблю тебя, слышишь? Каким бы ты ни был, хоть сто лет спустя, хоть тысячу… Это всё неважно. Просто потому, что ты есть. Я больше тебя не отпущу.

Эти слова прозвучали с таким отчаянием и искренностью, что их невозможно было не принять и не поверить. Не осознавая до конца, что делает, она легко и осторожно касалась губами его щёк, лба, уголков губ, будто стараясь заново запомнить его лицо, восстановить в памяти каждую черту и каждую морщинку.

Курносов замер, не веря в реальность происходящего, а потом, словно очнувшись от глубокого сна, осторожно обнял её за плечи и прижал к себе. Его руки слегка дрожали, движения были робкими, будто он боялся причинить боль или спугнуть этот призрак прошлого, вдруг ставший реальностью.

– Машенька… девочка моя… – прошептал он, едва касаясь губами её виска. – Сколько лет я ждал, вспоминал, проклинал себя и всё на свете. Не верил, что когда-нибудь это повторится, что снова смогу тебя держать, целовать, слышать твой голос…

Она мягко коснулась его губ, сначала осторожно, затем всё увереннее, глубже, словно хотела доказать, что теперь ничего не изменится, что это навсегда. Их поцелуй становился долгим, теряя осторожность, превращаясь в страстное подтверждение того, что прошлое всё ещё живо.

Она чувствовала его дыхание, горячее и неровное – дыхание человека, который забыл, что значит быть любимым и желанным. Его ладони медленно гладили её спину, задерживаясь на талии, будто убеждаясь в реальности происходящего. Они молчали, и это молчание было насыщено такими признаниями, которые никогда не прозвучат вслух, но были понятны им без слов.

Её пальцы осторожно расстёгивали пуговицы его старого, потёртого свитера, словно освобождая от тоски и одиночества. Ладони Маши скользили по его груди, чувствуя тепло и биение сердца, которое снова ожило, забилось уверенно и сильно.

Курносов, словно вспомнив о чём-то давно потерянном, бережно уложил её на диван, так осторожно, будто она была хрупким сокровищем. Они оказались лицом к лицу, без слов понимая друг друга. Его пальцы дрогнули, перебирая её волосы, не веря, что это происходит на самом деле.

– Ты такая же нежная, Машенька… – прошептал он удивлённо, будто самому себе, открывая в её лице знакомые и дорогие черты. – Я боялся, что время отнимет у меня всё, но сейчас словно все эти годы просто приснились, а я снова живу там, с тобой, в нашей маленькой квартире…

Она не ответила, только мягко улыбнулась и притянула его ближе, позволяя почувствовать, как трепещет её тело под его прикосновениями. Они двигались медленно, заново узнавая друг друга, вспоминая давно забытые ощущения.

Воздух в комнате стал плотным от нежности и напряжения. Их дыхания сливались воедино, согревая не только тела, но и души. Каждый жест, каждое движение было наполнено воспоминаниями, страстью и благодарностью за встречу, которой они оба уже не надеялись дождаться.

Она ощущала каждое его прикосновение, каждое дыхание, словно все эти годы ожидания и одиночества были нужны лишь для того, чтобы сделать эту встречу ещё более пронзительной. И когда он вошёл в неё, осторожно и бережно, это было словно ключом, отпирающим дверь сразу и в прошлое, и в настоящее.

Они двигались в едином ритме, словно повторяя забытый, древний танец, полный смысла и нежности. Их дыхание сбивалось, прерываясь тихими стонами, тела сливались воедино, стирая границы между прошлым и настоящим.

Каждый миг их близости казался вечностью, в которой можно было забыть обо всём, раствориться друг в друге полностью и навсегда.

И в тот самый момент, когда оба достигли вершины этого невозможного единения, Маша услышала, как Курносов прошептал ей на ухо:

– Ты всегда была и будешь моей единственной любовью, Машенька, моим счастьем и моим спасением…

Она прижалась к нему ещё ближе, шепча слова, которые сама едва различала, но он понимал её без остатка – ведь теперь им не нужны были слова, только ощущение слияния душ в одно целое.

Они лежали рядом, медленно возвращаясь к реальности после того, что только что произошло. Комната застыла в мягкой, тёплой тишине, нарушаемой лишь тихим тиканьем кухонных часов, по-прежнему отстававших на те самые шесть минут. Маша лежала, положив голову на плечо Курносова, чувствуя, как постепенно успокаивается сердце, выравнивается дыхание и проясняется сознание.

Он осторожно гладил её волосы, боясь спугнуть хрупкую гармонию, вновь соединившую их. Его дыхание было ровным и глубоким, взгляд устремлён в потолок, но она знала, что он думает сейчас только о ней, о них обоих, о том, что словами не выразить.

Наконец Курносов осторожно повернулся к Маше и посмотрел ей в глаза. Его голос прозвучал тихо и чуть хрипло от пережитого:

– Теперь, Машенька, расскажи мне всё. Я должен понять, почему ты здесь, снова рядом со мной. Что заставило тебя пройти через эти годы, чтобы вновь вернуться сюда?

Она тяжело вздохнула, чувствуя, как сжимается сердце от мысли, что рассказать всё будет мучительно тяжело. Но между ними больше не должно оставаться тайн – правда, какой бы горькой она ни была, теперь единственное лекарство.

Говорила она медленно, подбирая каждое слово, словно боялась упустить что-то важное:

– Всё началось в двадцать пятом, Петя. Я тогда уже не жила – существовала. Нелюбимая работа, пустая квартира, бессонница, бесконечные дни, похожие друг на друга. Я перестала чувствовать себя живой. В какой-то момент потеряла смысл в жизни. Видимо, именно поэтому они выбрали меня.

Мне написал человек по фамилии Тимошин. Никакой мистики, тайных встреч. Просто письмо – сухое, официальное, но от него