Барон Семитьер: Мясорубка - Эл Полефф

— Привыкайте, Роза. Тут иногда мерещиться всякая чертовщина. А бывать здесь вам придется частенько. По рабочим вопросам, разумеется. Ну что ж, теперь мы можем смело отправляться за вашими пожитками.

Из ремиза в глубине сада, построенного практически на территории кладбища, Пьер вывел двух вороных, коней. Они раздували ноздри, выдыхая облачка пара. Следом за ними показался черный фаэтон с широким подиумом сзади. Дворецкий развел руками:

— Простите, Роза, на ландолете уехал мастер Семитьер, а потому нам придется довольствоваться катафалком. Впрочем, возможно, так даже лучше. Произведем больше впечатления на ваших соседей, — он подмигнул своей спутнице.

* * *

Рю Белло встретила экипаж весьма настороженно. Слишком уж изысканно смотрелся он в окружении грязных улочек, покрытых мусором. Грозным лошадям, прядущим ушами и сердито фыркающим на зазевавшихся пешеходов, опасливо уступали дорогу. Однако, стоило Розе покинуть катафалк, как настороженность сменилась неприязнью и злобой. Девушка вжала голову в плечи, будто желая уменьшиться в размере. Грязные старухи шипели ей в спину проклятия, а мужики, насупив косматые брови, сжимали кулаки.

Кто первый швырнул в нее камень, Роза не заметила. Она увидела только руку Пьера, ловко перехватывающего летящий булыжник практически у самого ее лица. В следующее мгновение коротышка, словно молния, метнулся в сторону столпившихся жителей дна Лютеции, а в его левой руке сверкнули развернувшись веером метательные ножи. Один из них он плотно прижимал острием к горлу месье Фуве:

— Еще одна подобная выходка, ты, отродье портовой шлюхи, и назад наша гробовозка не поедет порожняком. И, поверьте, места там хватит на всех, — прошипел Лютен.

Жан Фуве икнул. По его давно не видевшей воды шее стекла тонкая, алая струйка. Дворецкий окинул исподлобья внезапно притихшую толпу, после чего повернулся к Розе и произнес уже совершенно спокойным голосом:

— Мадемуазель Фалюш, не торопитесь. Соберите все, что вам необходимо. Возвращаться в эту дыру повторно я не планирую.

Роза вздохнула и посмотрела на хибару, которая двадцать лет была ее жильем. Дом стоял, прижавшись плечом к таким же кривобоким соседям, напоминая пьяниц, поддерживающих друг дружку на выходе из кабака. Два этажа, но высотой чуть больше, чем в полтора: второй ярус вжался в крышу, словно стыдясь своего существования. Штукатурка, когда-то белая, сейчас больше напоминала кожу прокаженного — желтые подтеки ржавчины сочились из железных скоб, стягивающих трещины. Окна одной из квартир на первом этаже были забиты досками; в одном зияла дыра, закрытая мешковиной.

Крыша, покрытая черепицей, наполовину съеденной временем, напоминала стариковскую челюсть. Из трубы валил сизый, вонючий дым — не от камина, а от жаровни, в которой жгли мусор. Запах стоял терпкий, как уксус, смешанный с прогорклым салом.

Парадная дверь, а точнее, то что от нее осталось, висела на одной петле. Еще вчера она была вполне нормальной. Вероятнее всего, ее сорвали сегодня утром.

Девушка вошла внутрь. Сквозь щели виднелись провалы в ступенях, ведущих наверх. На перилах, покрытых липкой пленкой жира и пыли, кто-то вырезал ножом: “Жан-Клод умер от крыс”. Надпись эта появилась еще до рождения Розы, а потому печальную историю неизвестного мужчины давно все забыли.

Внутри пахло мышами и сыростью тюремной камеры. Стены, оклеенные старыми газетами десятилетней давности, пузырились от плесени. На втором этаже, кроме Фалюшей, ютились еще две семьи. За одной дверью, затянутой для большего сохранения тепла грязной простыней, слышался плач младенца. Малыш Николай. Наверное, голоден, а мать работе. Воровато озираясь, она просунула в дверную щель пятиливровую купюру. Елена придет домой, найдет деньги и купит еды.

Роза наскоро собрала свои немногочисленные вещи — несколько сарафанов, пару кофт, теплые чулки, толстенький блокнот в сафьяновом переплете, пару мелких сокровищ, оставшихся на память от покойницы-мамы. Связав пожитки в простыню, девушка мысленно попрощалась со своим домом.

“Чего бы это не стоило, мы сюда больше никогда не вернемся. Прости, мамуля!”, - подумала девушка, спускаясь вниз.

Прежде чем влезть в катафалк, она еще раз окинула взглядом дворик, в котором играла в детстве. Сейчас он, заваленный обломками кирпичей и бутылками с зеленым осадком. Тут же росла единственная старушка-яблоня. Раньше играть в ее тени было очень весело. А сейчас все напоминало о том, что даже время на задворках Ла Шапель движется иначе — медленно, тяжко, как телега с покойником по мостовой, усыпанной костями селедок.

* * *

На сей раз задержек в холле Управления общественной безопасности никто чинить не собирался. Скорее всего, о визите Барона командан предупредил заранее. Он же встретил Семитьера на пороге своего кабинета и не преминул возможности выговорить ему:

— Однако, вы не торопились. Понимаете же, что это дело государственной важности?

Барон переложил саквояж из правой руки в левую, протянул ладонь для приветствия, которую Раффлз, нехотя, пожал:

— Знаете, что обычно говорит Смерть, приходя на вечеринку? “Не переживайте, я не опоздала. Просто пришла в последний момент”. Хотя эта шутка не очень хороша. Ведь, у старушки нет чувства времени. Есть только чувство окончания. Впрочем, действительно, не будем заставлять усопшую ждать. Тем более, со своей главной гостьей на балу жизни она уже встретилась.

Спустившись в подвал по уже знакомой винтовой лестнице, Барон довольно расправил плечи. Ощущалось, что в этом месте, напоенном смертью и человеческими трагедиями, он чувствует себя как дома. Повинуясь его приказу, ассистенты извлекли труп мадам Новакович из холодильника и перенесли на свободный секционный стол. Критически осмотрев предложенные ему инструменты, Семитьер решительно сгреб их в сторону, после чего вытащил из своего чемодана кожаный несессер, который разложил перед собой. Внутри мертвенным блеском сверкнули хромированные рукояти разнокалиберных ножей, пинцетов и пилочек. Аккуратно сняв цилиндр, Гведе передал его Раффлзу, после чего нацепил на голову странную конструкцию, состоящую из ремешков, медных креплений и дымчатых стекол.

— Окулус мортис, — пояснил он заинтересованному медэксперту, — мое личное изобретение. Позволяет рассмотреть даже то, что Смерть хотела бы стыдливо скрыть от нашего взора. А это…

Рядом с персональным набором инструментов появился пузатый механизм с системой трубок, проводов и банок.

— А это — анализатор виталис. Существенно экономит время тем, кому совершенно недосуг постоянно обращаться к лаборантам. Тем более, если к ним особого доверия и нет.

Один из санитаров протянул Барону прорезиненный фартук, который могильщик с благодарностью нацепил поверх фрака. На руках его вновь появились перчатки. Из внутреннего кармана он вытащил сигару, которую тут же ловко разжег.

— Но здесь курить… — в присутствии этого самоуверенного аристократа Марсель чувствовал себя весьма неуютно.

— Мне — можно.

Ловко орудуя какими-то крючками и зазубренными лопатками, Семитьер откинул в стороны кожу и мягкие ткани жертвы