Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму - Константин Фрес

В доме горел уютный, теплый желтый свет. Тристан поднялся по скрипучей лестнице, прислушиваясь к шагам дочери за своей спиной. Затем Китти неслышно шмыгнула в указанную им дверь, а сам он прошел дальше, к спальне, где Софи хлопотала, застилая постель свежим бельем.

Она не услышала, как он вошел, и вздрогнула, когда его руки обвили ее талию.

Тристан прижался губами к ее шее, вдохнул аромат, исходящий от женщины.

— От тебя пахнет корицей, — прошептал он, прикрыв глаза и блаженствуя. — И ты раз в кои-то веки не брыкаешься и не отталкиваешь меня.

Он снова поцеловал ее в шею, слушая, как учащается ее пульс и дыхание становится сбивчивым и шумным.

— Сегодня день исполнения желаний, — прошептала Софи, чувствуя, как руки Тристана неспешно распускают застежки на ее одежде, как спускают ее штанишки и осторожно забираются под белье, нежно лаская кожу кончиками пальцем. — Знал бы ты, несносный сын короля, как долго я мечтала об этом! Чтобы мы просто побыли все вместе в покое, тишине и в счастье! Мечтала — и не надеялась. Долгих семь лет…

Она замолкла, опустила взгляд, и Тристан, прислушивающийся к ней, губами чуть касаясь горящей мочки ее уха, задумчиво вздернул брови.

— Думаю, ты достаточно наказана за свою строптивость и глупость, — проговорил он. — Или нет?

Он нетерпеливо и резко рванул ее белье, так, что Софи вскрикнула, и звонко шлепнул ее по обнаженным ягодицам.

— Грешница, — прошептал он. — Сейчас я покараю тебя за строптивость!

— Тристан! — испуганно вскрикнула она, когда Тристан бросил ее на кровать и рывком придвинул к себе, заставив без сопротивления и без лишних слов раздвинуть перед ним ноги. — Близнецы не спят! Они…

— Они взрослые и знают, что в спальню к родителям входить нельзя, — сурово ответил он, нетерпеливо стаскивая с себя одежду. — А теперь ляг смирно на спину, грешница, и не смей даже дышать без моего разрешения!

— Тристан, — испуганно пискнула Софи. И почти тут же его горячие губы прижались к ее жаждущему телу, между покорно разведенных ног, и Софи вскрикнула, опаленная страстной жаждой, заключенной в этом поцелуе.

— О, грешница, как я сейчас выдеру тебя… костры преисподней покажутся тебе раем!

Чулки, те самые чулки, из-за которых разгорелась ссора между ними, сыграли роль недурных веревок. Ими Тристан привязал ноги Софи, оставив ее перед собой раскрытую, беспомощную.

Его белоснежные пальцы гладили дрожащие бедра, с наслаждением сжимая аппетитную мякоть тела, повторяя самыми кончиками очертания складок меж ногами, чуть надавливая на быстро увлажняющееся лоно, обводя возбужденный клитор.

Софи, дыша резко, сквозь стиснутые зубы, без сил откинулась назад, Ее глаза были зажмурены, руки стиснули постельное белье, и она просто заскулила, когда пальцы Тристана несколько раз обвели сжавшееся колечко ануса.

— Ради всего святого, Тристан, — простонала Софи, трясясь, как в лихорадке, потому что его прикосновения были очень легки о невыносимо, до остроты чувствительны. — Не будь со мной жесток!

— О, грешница! — вкрадчиво произнес Тристан. — Я буду с тобой предельно жесток! Ты будешь умолять меня о пощаде!

Его горячий рот прижался к розовому влажному телу, язык прижал клитор, поглаживая и щекоча его, а пальцы жестко и глубоко вошли в лоно, так чувствительно тревожа женщину, что она выкрикнула, постаравшись сдвинуть ноги, закрыться.

Но ей не удалось свести дрожащие бедра вместе.

— Тристан! — выкрикнула Софи, извиваясь.

Ей показалось что его язык стал жестким, колючим, как у кота. Каждое его касание к ее плоти высекало крики из ее напряжённого горла. Его пальцы, безжалостно толкающиеся в ее тело, причиняли ей столько ощущений, что женщина, изнемогая, сжималась, и тогда ей становилось совсем невыносимо.

Она кричала точно, как истязаемая грешница, извиваясь в руках Тристана, и он, отстраняясь от ее тела и позволяя ей прийти в себя после долгой возбуждающей пытки, лишь посмеивался, заглядывая в ее изумленные расширенные глаза.

— Что за бес в тебя вселился, Тристан Пилигрим, — выдохнула она, переводя дух, дрожа всем телом так, будто он сек ее кнутом, и на коже все еще полыхает острая боль, — что за магия в твоих поцелуях?! Ай!

Его губы снова сомкнулись на ее клиторе, жесткий язык погладил комочек чувствительной плоти крепко, остро, так, что наслаждение кипятком окатило ее нервы, и она пронзительно закричала, извиваясь в руках Тристана.

— Достаточно, достаточно, — молила она, разметавшись на постели. Ее позвоночник извивался, Софи отчаянно виляла бедрами, стараясь вырваться из-под острой и беспощадной ласки. Но Тристан не выпускал ее, не отрывался от ее горящего лона. Он продолжал ее целовать и лизать, крепко сжав трясущиеся бедра ладонями, упиваясь воплями Софи, ее жалкими стонами, ее отчаянной покорной беспомощностью.

И лишь когда она забилась, почти упав в спасительную темноту обморока, он отпустил ее, не позволяя своей жертве забыться и позволяя ей перевести дух. Откатившееся жгучее наслаждение затухало в ее теле мягкой и сильной пульсацией, и Софи бессильно стонала, не в силах даже двинуться.

— Нет-нет-нет, — со смешком произнес он, покрывая ее дрожащее тело своим, стискивая ее груди ладонями, потираясь членом о набухшее от возбуждения лоно. — Не достаточно. Ты попала в руки к мастеру своего дела. К палачу, который умеет казнить и не знает пощады. Ты ответишь мне за все, Софи.

Его член надавил на вход в ее лоно, и Софи вскрикнула, испуганно распахнув глаза.

— Что ты сделал?! — выкрикнула она, вцепившись в его плечи ногтями. — Что ты наколдовал, черт тебя подери?

Тристан тихо рассмеялся, проникая членом в сжавшееся тело Софи глубже, настойчиво и надежно удерживая женщину, чтобы она и двинуться не могла. Он просунул ладонь под ее горячую ягодицу, его пальцы бесцеремонно нащупали ее сжавшийся анус и толчком проникли в него, растягивая тело Софи так, что она и вздохнуть боялась.

— Что ты делаешь?! Что ты творишь!

— Наказываю тебя, грешница. Тебе придется долго страдать и умолять меня!

— О, небо…

— Терпи, грешница. Сейчас я растерзаю тебя. Я искусаю и сожру тебя. Я вытряхну из тебя все глупости, на какие ты только способна.

Тристан сам еле сдержал полный наслаждения стон, вжимаясь в мягкие, раскрытые перед ним женские бедра. Об этой податливой мягкости, об этом наслаждении и доверии на грани безумия он грезил давно.

Мягкость, податливость и доверие. Когда Софи отдается вся, без остатка, не оставляя себе ни клочка души. Когда она покоряется ему. Когда она — его жертва его добровольная мученица, упивающаяся его властью над собой.

Его член показался Софи огромным настолько, что настойчивые проникновения в ее тело было почти болезненными. Софи испуганно