Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов
– Светящиеся водоросли в пресноводном озере да в Новгородской губернии? – ехидно уточнил Корсаков.
– А что есть озеро, как не лужица, оставшаяся от древнего океана? – ответил вопросом на вопрос Беккер. – Повторюсь, мы не знаем, что можем найти на глубине.
– Итак, один человек предполагает вмешательство заграничных разведок, другой – неведомые светящиеся водоросли, – констатировал Корсаков.
– Ты чем-то недоволен? – спросил Постольский.
– Нет, – ответил Владимир. – Учитывая обстоятельства – не самые худшие теории. Пойдемте-ка спать, господа. Как говорится, утро вечера мудренее. Тем более ночь, возможно, подкинет нам новых поводов для раздумий.
* * *
Несмотря на озвученное предложение, Корсаков остался на причале, проводив взглядом Постольского и Беккера, поднимающихся вверх по аллее в сторону усадьбы. Сам он пересел на первую ступеньку лестницы. Под руку попался удобный круглый камешек, который Владимир не задумываясь запустил в озеро. Тот весело отскочил от воды три раза, прежде чем пойти на дно.
– Если кто-то на дне обиделся, то сейчас самое время выйти и мне об этом сообщить, – пробормотал Корсаков себе под нос. Вопреки его предложению, поверхность озера осталась спокойной, никто подниматься не спешил.
«Сколько таких усадеб я видел? И сколько еще увижу?»
Владимир оглянулся и посмотрел на дом в конце аллеи. В его окнах горел неяркий свет, недостаточный для того, чтобы развеять опустившиеся сумерки. Особняк навевал мысли о доме – вроде так непохожий внешне, он вызывал стойкую ассоциацию с усадьбой Корсаковых.
«Они оба увечны».
Владимир ухватился за это слово. Да, именно увечны. Оба дома были ранены – из них будто изъяли что-то невероятно важное и невосполнимое. Стены отчего дома хранили память о Петре и Николае Васильевиче. И, несмотря на все усилия матери и Верне, дом так и не оправился от потери. У Владимира было достаточно причин опасаться своего возвращения, вполне весомых, к тому же учитывая то, какие события произошли после приезда в Смоленск. Но тяжелее всего именно эта рана – одновременное ощущение пустоты, словно из груди вынули сердце, и рухнувшая на плечи тяжесть чужих жизней, оборвавшихся слишком рано.
В усадьбе Коростылевых тоже чувствовалась эта увечность. Конечно, для Корсакова, Постольского и Беккера она оставалась практически неуловимой, но вот Наталья Аркадьевна, Федор и те слуги, на чьих глазах рос исчезнувший Коростылев, наверняка ощущают то же, что и Владимир. А значит, у него есть лишняя причина докопаться до сути событий. Не ради полковника. Не ради собственного любопытства. Ради тех, кто заслуживает знать правду и обрести хотя бы крошечную возможность отпустить свою боль. Возможность, которой Корсаков был лишен.
VII
1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, ночь
Приехавшим выделили в распоряжение весь гостевой флигель. Владимир заранее договорился с вдовой и камердинером, что в случае необходимости он сможет свободно ходить по дому, разумеется не вторгаясь в покои хозяйки и жилые комнаты слуг. Поэтому перед сном Корсаков прошелся с лампой по безлюдным коридорам и помещениям, тщательно прислушиваясь и осматриваясь.
Усадьба выглядела ухоженной, но пустоватой. Что логично, ведь Коростылевы перебрались сюда недавно, а до этого предпочитали путешествовать или жить в столице. По комнатам можно было судить о пристрастиях как самого Николая, так и его родителей. От исчезнувшего хозяина усадьбы осталось помещение, где в идеальном порядке стояло водолазное оборудование. Шлемы и комбинезоны были разложены с почти религиозным тщанием, будто комната представляла собой святилище с алтарем, посвященным любимому делу. На этом фоне увлечения предков Николая выглядели почти скучно. Классическая библиотека (Корсаков даже фыркнул, сравнив здешний куцый уголок с огромным кладезем знаний в фамильной усадьбе). Охотничий зал с трофеями и ружьями, убранными под стекло в запирающиеся шкафы. Судя по фотографиям на стенах, основным энтузиастом в семье был ныне покойный Коростылев-старший. Владимир, однако, заметил, что Николай отчасти продолжил отцовское дело – американские скорострельные карабины-репитеры Винчестера и ружье системы Бердана однозначно появились при нем.
Напоследок он зашел в кабинет, где беседовал с Натальей и где Николай Александрович провел свою последнюю ночь. Сейчас, в свете лампы, кабинет выглядел неуловимо зловеще. Отставленный от стола стул. Разложенные на зеленом сукне папки, книги и письменные принадлежности. До сих пор не убранный чайник. Учитывая, в каком порядке поддерживались остальные комнаты (несомненно, под чутким присмотром Федора), кабинет казался слишком неряшливым. Будто чувствовал, что хозяин выглянул на минутку и вот-вот вернется.
Корсаков прикрутил фитиль, поставил лампу на пол и подошел к окну. Поразительно яркая луна хорошо освещала хвойную аллею и оставляла узкую серебристую полоску на глади озера. Где-то в лесу тоскливо и протяжно крикнула ночная птица. Владимир застыл, прислушиваясь. Наталья упоминала о странных скребущих звуках, слышимых по ночам. Но за всю свою долгую прогулку по комнатам и коридорам Корсаков не услышал ничего подобного. В усадьбе стояла звенящая тишина. Владимир нерешительно взялся за перчатку, стянул ее и, после недолгого раздумья, коснулся пальцами письменного стола.
Он – Николай Коростылев – сидит, повернув стул к окну, и вглядывается в ночную темень. На столе – почти допитый чай. На коленях – охотничье двуствольное ружье. Глаза слипаются. Тело болит от долгой неподвижности. Разум бунтует против безделья, но еще больше – против смехотворных страхов, свивших себе гнездо где-то под сердцем.
– Черт-те что! – наконец выдыхает Коростылев. Он порывисто встает с места (жалобно скрипят по паркету ножки отодвигаемого стула) и направляется к выходу из кабинета. Сначала – убрать в шкаф оружие, чтобы не перепугать домашних. Потом – в спальню. Услышать ровное спокойное дыхание жены. Забраться в постель. Почувствовать ее тепло рядом. Спокойно уснуть.
Он уже у дверей, когда кабинет освещается ослепительно-яркой вспышкой за окном.
Владимир пришел в себя. Он почти ожидал, что загадочное свечение сейчас же вновь наполнит комнату, но, за исключением огромной луны, ночь за окном была все так же темна.
– Нет, Вильям Янович, это явно не водоросли, – пробормотал Корсаков себе под нос и отправился спать.
* * *
Поначалу он даже не понял, что его разбудило. В лучах льющегося из окна лунного света кружили пылинки. Когда Владимир приподнялся, опершись на локоть, едва слышно скрипнула кровать.
Что-то не так. Волосы на затылке и шее едва не встали дыбом от животного предчувствия
