Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов

– Переехали весной. После свадьбы, конечно, большую часть времени мы проводили в Петербурге или путешествуя. Но в этом году решили выбраться сюда. Для Николая здесь отчий дом, но мне это место не нравится.

– Да? И почему же?

– Ну, я люблю солнце, летний зной. А здесь… Сами видите, даже в яркий день полутьма от этих огромных елей. И… Вы сочтете меня впечатлительной сумасбродкой, но мне всегда казалось, что в доме есть кто-то, кроме нас и слуг. По ночам постоянно раздаются какие-то престранные звуки. Будто скребется кто-то. Поверьте, я знаю, что для старых домов такое в порядке вещей, но это точно не трухлявые половицы и не грызуны. Тем более что мы их травили, и травили на совесть. Мне здесь не по себе. Особенно теперь, одной. И я думаю, что Николай чувствовал то же самое, но старался не подавать виду. Иногда я замечала, как он замирает в пустых комнатах, будто разглядывая что-то или прислушиваясь. Порой мне даже казалось, что он говорит сам с собой. Шепчет какие-то слова, но я не могла их разобрать… Вы считаете меня глупой?

– Нет, пока вы показали себя исключительно разумной женщиной, – честно ответил Корсаков. Упоминать о том, что сам он нередко слышит голоса и видит то, чего видеть не должен, Владимир не стал. – Скажите, сударыня, а ваш муж не мог оставить какие-то заметки? Или черновики писем? Возможно, он вел дневник?

– Ни разу не видела его за дневниковыми записями, но, возможно, вам удастся что-то найти здесь. – Наталья обвела рукой кабинет. – В последнее время он много времени проводил в этой комнате.

– В таком случае сразу должен испросить вашего разрешения на изучение всех бумаг, что мне удастся найти, – серьезно сказал Владимир.

– Конечно, – кивнула Коростылева. – Как я и говорила, скажите мне, что сталось с Николаем. Меня не волнует, что для этого потребуется. Дом в вашем распоряжении.

Корсакову оставалось только восхититься упорством этой хрупкой и несчастной женщины. Однако он лишь произнес:

– Еще раз благодарю за уделенное время. Попросите собрать в гостиной слуг, которые видели странные события на озере и сопровождали вашего мужа при погружении.

* * *

В гостиную его вновь провел Федор – камердинер с повадками британского дворецкого. Корсаков дал бы ему лет 50, а то и больше, хотя выглядел слуга моложе. Понаблюдав за ним немного, Владимир также пришел к выводу, что его строгая выправка и выверенные движения лишь отчасти имеют отношение к выучке прислуги. Нет, Корсаков такое уже встречал в юнкерском училище, да и в Болгарии насмотрелся. Военные привычки. Интересно, кем он успел побывать до того, как стать камердинером?

Федор поручил собрать в гостиной всех слуг, что распускали слухи об озере, и велел проводить туда же Постольского и Беккера.

– За погружением я наблюдал сам, думаю, моего присутствия будет достаточно, – пояснил камердинер. – И не сочтите за дерзость, ваше сиятельство, но я рад, что вы приехали. После исчезновения Николая Александровича хозяйка сама не своя. А полицейские чины ничего толком не установили и укатили. Надеюсь, вам удастся узнать больше.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнул Корсаков. – Буду ли я прав, предположив, что вы знали Николая Александровича с младых ногтей?

– Истинно так, ваше сиятельство, – кивнул Федор. – Я служу Коростылевым уже тридцать лет. Николай Александрович родился и вырос у меня на глазах. Хотел бы сказать то же самое о его брате, но…

– Это у вас семейное, не так ли? – спросил Владимир. – Я про службу, конечно.

– Да, принял имение от отца.

– А до этого забирали в рекруты?

– Так точно, ваше сиятельство, – ответил Федор. Что ж, с происхождением выправки Корсаков не ошибся. Камердинеру повезло – обычно за годы военной службы бывшие рекруты утрачивали всякую связь с родственниками и прежней жизнью. Но Федору удалось вернуться обратно и даже занять весьма уважаемую должность среди прислуги, что уже говорило о его уме и способностях.

– Спасибо, Федор, – кивнул Владимир. – Думаю, нам предстоит еще неоднократно общаться, поэтому вы меня обяжете, если обойдетесь без регулярного титулования, хорошо? Это сэкономит время.

– Как скажете, – ответил камердинер, и Корсаков заметил, какого труда ему стоило не добавить очередное «сиятельство».

Гостиная представляла собой уютную комнату в три окна. Дополнительный свет давало круглое слуховое окошко из витражного стекла под потолком. Из мебели в комнате стояли небольшие удобные диванчики и кресла, а также круглые столики с хрустальными вазочками с фруктами. В углу – неразожженный камин, в доме и так было тепло. Ноги утопали в мягком темно-багровом ковре. Стены украшали картины, в основном пейзажи и охотничьи сценки. Словом, обыкновенная уютная гостиная дворянской усадьбы. Сейчас, при свете дня, рассказы Коростылевой о странных звуках и неприятных ощущениях казались выдумками излишне нервной дамы.

Когда в комнату вошли Постольский и Беккер, Владимир попросил камердинера оставить их на пять минут, а затем пригласить первого свидетеля. Федор лишь молча кивнул и вышел, закрыв за собой двери.

– Ну, что скажешь? – обратился Корсаков к Постольскому.

– Пока ничего, – ответил Павел. – Сам понимаешь, мой мундир не особо располагает людей к задушевному общению. На первый взгляд никаких странностей. Живут богато. Непохоже, чтобы прислугу держали в черном теле. Да и усадьба выглядит прилично.

Тут Корсаков вынужден был согласиться: несмотря на удаленность от крупных городов, имение Коростылевых содержалось в идеальном порядке. Он всегда считал, что его отчий дом под Смоленском выглядит образцово, но сравнение со здешней усадьбой выходило не в пользу родных пенатов.

– Почему мне кажется, что далее последует «но»? – поинтересовался Владимир.

– Потому что оно последует, – усмехнулся Павел. – Люди напуганы. Можно списать это на пропажу хозяина и беспокойство за дальнейшую судьбу. Однако чудится мне, что их страхи связаны с озером.

Корсаков покивал, а затем пересказал спутникам все, что услышал от Натальи. Когда он закончил, Постольский задумчиво сказал:

– Да уж, это объясняет поведение слуг…

– Мне было бы интереснее, что объясняет происходящее с озером, – проворчал Корсаков. – Пожалуй, пришло время опросить очевидцев.

Федор проявил похвальную прозорливость. Он не стал приглашать всех разом, разумно выбрав лишь тех, кому было чем поделиться с гостями, и запускал их по одному.

Первой в гостиную вошла молодая девушка. Камердинер представил ее как Софью, личную служанку Натальи Аркадьевны. Держалась она уверенно, однако в огромных глазах, делавших ее неуловимо похожей на лесную лань, читалось беспокойство. Говоря, она то и дело переводила взгляд с одного собеседника на другого. Владимир заметил, что чаще ее глаза задерживались на