Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов
– Сама я ничего толком не видела, – сообщила Софья, когда Корсаков спросил ее об озере. – Могу только про цветок рассказать.
– Про какой цветок? – уточнил Владимир.
– Как-то утром хозяйка, Наталья Аркадьевна, пошли прогуляться вдоль озера. Я тогда в доме осталась ее ждать. Приходят – а в руках у нее цветок диковинный. Смотри, говорит, Софья, какую красоту я нашла. А я и слова сказать не могу – не видала таких цветов в наших краях никогда, и откуда он взялся, не ведаю. Вспомнились мне бабкины сказки, что, мол, коли начинают диковинные цветы на озере распускаться – жди беды. А тут, значит, Николай Александрович в комнату заходят. Как увидел он этот цветок, так сразу в лице переменился. «Выбрось его, – кричит, – немедленно!» Наталья Аркадьевна перепугались и в слезы, да и мне страшно стало – никогда я хозяина таким злым не видела. Забрала цветок, вынесла да и выбросила подальше. Боялась, что руки потом волдырями пойдут, вдруг цвет тот богульный, раз Николай Александрович так осерчали, да, кажись, обошлось.
– П-п-простите, но что значит «богульный»? – заинтересованно подался вперед Беккер.
– Ядовитый, другими словами, – пояснил Корсаков не оборачиваясь, а служанка согласно закивала.
– И вы говорите, что ранее таких растений здесь не встречали? – не отставал Вильям Янович.
Софья лишь помотала головой.
– Как любопытно, – заключил Беккер и еще раз беззвучно повторил: «Богульный», будто бы пробуя новое слово на вкус.
– У нас есть еще вопросы? – Корсаков обвел спутников взглядом. – В таком случае спасибо вам, Софья. Федор! Приглашайте следующего.
Служанка встала со стула, неловко поклонилась и, бросив еще один взгляд на Постольского (который машинально пригладил волосы), вышла из гостиной. Ее место заняла другая женщина – пожилая, крупная, смахивающая на добрую пушкинскую няню.
– Звать меня Марфою, и, почитай, лет уж пятьдесят я хозяев потчую, – сообщила она.
– Кухарка, значит? – уточнил Корсаков. – Странно. Из рассказов Натальи Аркадьевны у меня сложилось мнение, что Коростылевы – люди с более притязательным вкусом. Простите, если обидел…
– Да что вы! – отмахнулась Марфа. – Бывали, конечно, здесь разные повара. Расфуфырены таки! Один, кажись, француз, про остальных уж не помню. Готовили они, готовили – а потом им от ворот поворот. И всегда хозяева говорили: «Без твоей стряпни, Марфа, нам и дом не мил». Голубчики, кстати, любите?
– Что, простите? – опешил Владимир.
– Голубчики вот смастерить думаю, – невозмутимо отозвалась кухарка. – Сегодня, вестимо, не успею, но завтра уж угощу на славу!
– Хорошо, будем весьма благодарны, – ответил Корсаков. – Но все-таки давайте поговорим об озере.
– А чего об ём говорить? – удивилась Марфа. – Я к ёму не хожу. Других гоняю.
– Почему? – спросил Владимир.
– А мне еще бабка завещала: «Не суйся, Марфа, к озеру, недоброе там место».
Владимир повернулся к дверям и растерянно посмотрел на Федора, все это время стоявшего у входа в гостиную, пытаясь понять, зачем камердинер пригласил кухарку. Тот устало обратился к ней:
– Марфа Алексеевна, вы про рыбаков расскажите.
– А-а-а, про рыбаков, что ль? – протянула кухарка. – А чего о них рассказывать? Пужаются оне. Раньше каждое утро свежую рыбу приносили. Я уж из нее и ушицу варила, и кулебяки делала, и…
– Марфа Алексеевна! – повысил голос камердинер.
– А чего я? Я ничего. Да только рыбаки ходить перестали. Говорят, те, что засветло выходили, – потопли. С тех пор и не суются.
– Потопли? Как Николай Александрович? – уточнил Корсаков.
– Да нешто они в железяках всяких туда полезут? Нет! Знамо дело, с лодок топли!
– И сколько таких случаев было?
– Потопло сколько? Бают, что трое-четверо. Озеро вообще дурное, мне бабка еще рассказывала, людям там топнуть не впервой, но так, чтобы друг за другом да так шустро… Не помню такого.
Владимир понял, что больше ничего от Марфы добиться не выйдет, поэтому отпустил ее. Кухарка, прежде чем Федор выпроводил ее, еще раз пообещала гостям щей и голубцов завтра на обед.
– Должно быть, вы пробовали ее стряпню еще ребенком? – с улыбкой спросил камердинера Корсаков, когда тот вернулся.
– Почему… – начал было Федор. – Как вы догадались, ваше сиятельство?
– Камердинер, старший в доме, обращается к кухарке по имени-отчеству… – вскинул брови Владимир. – Логично предположить, что с детства ее знаете.
– С детства, – сухо кивнул Федор. – Позволите продолжить?
Третьим из приглашенных слуг оказался лесник. Как пояснил Федор, жил тот в отдельной избушке неподалеку от барской аллеи. Вид слуга имел неказистый – низкий, мельтешащий, смахивающий на мелкого жулика.
– Озеро, стал быть… – Для солидности лесник взял паузу и причмокнул. – Не слыхали небось, как его в народе-та кличут?
– Не слыхал, – подтвердил Корсаков.
– Чортовым! – протянул лесник, выпучив глаза. – Это баре его Глубоким прозвали, а народ все больше – Чортовым. Мне-то все равно, хоть так, хоть сяк. Озеро-та и впрямь глубокое. И живет в нем чорт!
– Какой такой «черт»? – удивленно вскинул брови Владимир, подыгрывая рассказчику.
– Знамо какой! Самый что ни на есть настоящий чорт. Водяной токмо! Он и барчука под воду утащил, брата баринова, стал быть. И сам барин его там на дне повстречал, оттого и не вернулся!
Лесник посмотрел куда-то за спину Корсакова и поежился. Владимир не сомневался, что Федор всем видом демонстрирует, какие кары он применит к болтливому леснику, когда останется с ним наедине.
– Это все очень интересно, конечно, но что такого произошло с озером, отчего Николай Александрович решил туда погрузиться?
– Дак я ж о том и говорю! Чорт! Проснулся, видать. Я ить ночью как-то глянул – а озеро горит!
– Огнем горит?
– Да не, барин, каким огнем! Светом горит! Жутким таким. Не ангельским, стал быть. А потом ухнуло. Так, что у меня аж внутри все, эт самое, ёкнуло. Будто упало что-то здоровое, стал быть, да токмо уханье слышно, а удара нет. А потом протяжно так застонало что-то. Навроде лося. Токмо не знаю я, уж какого размера лось, стал быть, чтобы так стонать…
– Федор, а вы что-то такое видели или слышали? – повернулся к камердинеру Корсаков.
Тот помялся несколько секунд, очевидно смущенный, но затем все-таки ответил:
– К сожалению, да. Наблюдал зарево со стороны озера однажды ночью.
– Любопытно, – протянул Корсаков.
– И рыба не пойми куда делась, – вставил лесник. – В озере, стал быть, рыбы много было. А после того как загорелось и ухнуло – нет ни одной!
VI
1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, вечер
Хоть Корсаков собирался осматривать озеро с утра, но любопытство взяло верх. В сопровождении камердинера Владимир, Постольский и Беккер спустились по аллее