Отродье мрака - Rotten Apple

— Ни шагу! — попытался осадить их Грегори, но было уже поздно. Один из дикарей ворвался в круг, толкнул Чембла, ещё больше смешав построение. Арли видел, как Чембл попятился, как сразу несколько цепких лап ухватили его, повалили на землю и утянули во тьму; слышал, как Чембл закричал, когда его стали заживо рвать на куски.

Стена неизбывного ужаса отгородила Арли от мира. Кто-то схватил его за ногу — он посмотрел вниз, на дикаря, лицо которого было оплавлено, обнажая два ряда почерневших зубов. Его выкипевший глаз стекал по щеке, скатанные волосы тлели, но он всё же цеплялся за ногу Арлинга, и ничего не было в его плывших чертах, кроме неистребимой жажды крови.

Арли вырвался, упал на четвереньки, стал отползать. Дикарь по-прежнему висел на шее у Фролла, вгрызаясь адепту в горло, вокруг горели тела, и где-то в стороне истошно кричал адепт Чембл, заглушая воплями приказы Грегори. Арли заметил адепта Махо, который сидел за углом дома с пылающей крышей, с обмоченными штанами, и сотрясался от рыданий, — и в следующий миг кто-то опять сбил его с ног и навалился сверху. В беспомощной попытке спастись он закрыл лицо рукой, и тогда вдохнул немыслимый смрад гнили, а затем почувствовал, как предплечье пронзает страшная боль.

В голове у Арли мелькнула мысль, что он в шаге от гибели — самой ничтожной, самой мучительной из всех, какие можно представить. Она была так близко, что её лобзания казались до отвращения интимными, но Арли вдруг осознал: ему просто хотелось жить.

Он закричал.

ㅤ

Потом они не вспоминали, как покинули Свекольные Уделы, оставив позади груды обугленных тел и охваченные Пламенем дома. Не вспоминали, как силились отыскать Чембла, но нашли только его руку, оторванную от остального тела, на которой лишь доставшийся ему в наследство перстень позволял узнать адепта. Не вспоминали, какая могильная тишина сопровождала их в обратном пути, когда они, израненные и удручённые, плелись назад к обозу, поддерживая тех, кто был слишком изувечен, чтобы идти своими силами.

В пути умер адепт Фролл; на шее у него зияла страшная рана, оставленная зубами человека-без-огня. Грегори прижёг её Пламенем, но Фролл пролил слишком много крови, чтобы выжить, и на одном из привалов Служители поняли, что его душа слилась с Жерлом. Позднее, корчась от боли на дне телеги, умер адепт Шэй. В неразберихе боя кто-то из Служителей обжёг его, и слуги не могли ничего сделать — только унимать его страдания настойкой бурого мха, пока не стихли его стоны и не прекратилось дыхание.

Арли так ничего и не рассказал Вирлу, хотя архивариус был очень настырен в своём любопытстве. Впрочем, Вирл и так догадывался о случившемся, — он видел запечатлённое на лицах адептов потрясение, видел их жуткие раны, — и предпочёл не донимать друга, который пребывал в состоянии горького оцепенения.

Когда, двинувшись в путь, остановились для сна, наставник Грегори вновь сидел возле телеги с Пламенем. Арли был возле него, уставившись на стекло пузатого сосуда, за которым клубился оранжевый свет. Вокруг стенали раненные, выл от мучительных ожогов ещё живой адепт Шэй. Свет Пламени обрисовывал изуродованную половину лица Грегори, а здоровая была оттенена и почти скрыта из виду.

Арли посмотрел на свою руку, прокушенную едва не до кости под слоем грязных бинтов.

— Мы победили, — тихо сказал он. — Почти все люди-без-огня сожжены, а остальные бежали.

— Да, — хрипло ответил Грегори.

— Орден снова вступил в бой. Он доказал, что Жерло всё ещё сильно, что со Служителями должны считаться…

— Да, — в голосе наставника читалась усмешка.

Арли опустил голову ниже, растрёпанные серые волосы закрыли его лицо, и голос задрожал:

— Тогда почему, во имя Рейна, никто здесь не ликует?..

Голос Грегори был всё так же низок и ровен:

— Они оплакивают друзей, погибших во славу Пламени.

— Вы нас туда повели! — процедил Арли. — Это из-за вас они погибли!

— Верно, — спокойно сказал Грегори. — Я полагал, что вы готовы к бою, и совершил ошибку. Это стоило жизни адепту Чемблу и адепту Фроллу. Мне предстоит с этим жить, но таково бремя лидерства, возложенное на меня Пламенем. Ты можешь презреть меня, юный Арлинг, но в следующий раз, когда мы встретимся с опасностью, ты уже не дрогнешь.

— Значит, вот для чего всё это? — через силу рассмеялся Арлинг. — Очередной урок мудрого наставника, который мы должны будем помнить?

— Этот урок преподал вам не я, — сказал Грегори. — Его преподала Тартария.

Арли молчал. Он до сих пор не знал, как ему воспринимать то, что случилось на исходе боя. Это словно произошло в ужасном сне, или с кем-то другим, кто поведал ему об этом, но протяжный вой Шэя напомнил: всё было взаправду.

— Вы спасли меня… — нерешительно сказал он. — Там, в Уделах, вы оттащили от меня человека-без-огня и сварили ему череп.

— В бою я спас не только тебя, — беспристрастно заметил Грегори. — Жерло дало тебе столь многое, но не научило понимать простое человеческое сострадание. Мы здесь не только чтобы служить, юный Арлинг. Мы можем сопереживать, любить, восхищаться, жертвовать. Служители стали забывать, что, помимо избранников Жерла, они ещё и люди. Я верю, нашим походом мы сумеем это изменить, — но наш путь будет нелёгким.

— Вы правы, я уже совсем ничего не понимаю, — Арли снова засмеялся, но из глаз его текли слёзы. — Только одно: я понял, что вы имели ввиду, когда сказали, что во мне живёт тьма. Я видел эту тьму сегодня, наставник. Она стремилась ко мне, она желала меня, и я почти не мог ей противиться. Вы ведь это имели ввиду? То, что было в лицах этих страшных людей, — оно есть и во мне, не так ли?

— Ты хотел сжечь девочку, — напомнил Грегори. — Когда ты вытащил её из телеги, ты готов был без раздумий прервать её жизнь Пламенем.

— Её отец… — Арли до боли зарылся пальцами в свои волосы, прогоняя воспоминания о холодных прикосновениях Боннета, соединившихся в его памяти с кровожадными мордами людей-без-огня.

— Прегрешения её отца к ней не относятся. Ты и сам должен это понимать, ведь твои родители были людьми-без-огня. Это и есть тьма, Арлинг. Я хочу услышать: готов ли ты с этой тьмой бороться? Желаешь ли ты искоренить её, не только снаружи, но и в себе?

— Да! — с болью в голосе воскликнул Арлинг. — Не ради сострадания, не ради любви или сочувствия, о которых я ничего не знаю! Я только хочу уничтожить это, испепелить навеки то, что