Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов
– Видимо, в это озеро и провалился Николай Александрович при попытке сбежать, – размышлял вслух Владимир. – В таком случае первая бомба может быть где-то поблизости.
– А алтарь? – спросил его Постольский, встав рядом.
– А алтарь, вероятнее всего, и является своего рода маяком, который притягивает существ из другого мира, – пояснил Корсаков и двинулся к светящемуся куску камня. Постольский и Беккер последовали за ним, Федор и Коростылев слегка отстали – Николай, казалось, чувствовал себя все хуже и хуже и уже не мог передвигаться без помощи камердинера.
Когда Корсаков достаточно приблизился к алтарю, луч его потайного фонаря, пусть и бьющий не в полную силу, выхватил из темноты лежащие подле святилища человеческие фигуры.
– Только не это! – выдохнул Павел и бросился вперед. Корсаков с Беккером последовали за ним.
Как они и опасались, одной из лежавших фигур оказалась Наталья Аркадьевна. Постольский и Беккер упали перед ней на колени. Поручик попытался уловить дыхание, а профессор сразу же взял женщину за руку, ища пульс. Несколько томительных мгновений спустя они переглянулись – и их лица озарили робкие улыбки. Вильям Янович повернулся к догоняющим Николаю и Федору и прокричал:
– Мы нашли ее! Она жива!
Корсаков их радости не разделял. Он навел фонарь на второго человека и пристально его разглядывал, чувствуя, как невидимая холодная ладонь сжимает сердце. Владимир медленно стянул с руки перчатку.
Постольский перевел взгляд с Натальи на лежащее перед Корсаковым тело – и в ужасе отшатнулся. На него остекленевшими мертвыми глазами смотрела точная копия Николая Александровича Коростылева. Труп был полностью обнажен. В груди зияла, ощетинившись осколками ребер, дыра.
В наступившей тишине напряженный голос Корсакова прозвучал особенно отчетливо:
– Федор, позвольте вопрос: когда вы собирались сказать, что Николай и Никита были не просто братьями, а близнецами?
XVI
1881 год, июнь, подземный грот, ночь
Еще не закончив говорить, Владимир уже повернулся и вскинул свой револьвер, выцеливая Коростылева. Однако тот тоже не стал медлить. Кожа мгновенно слезла с его левой руки, которой он опирался на Федора. Конечность, превратившаяся в омерзительное слизистое щупальце, утыканное присосками и острыми зазубринами, обвилась вокруг шеи камердинера. Федор испуганно вскрикнул. Щупальце напряглось, не позволяя ему пошевелиться. Сам Коростылев скользнул за спину слуге, мешая Корсакову выстрелить. Судя по тошнотворным звукам, он продолжал сбрасывать с себя человеческую личину.
Постольский сориентировался мгновенно. Он бросился в сторону, пытаясь обойти стремительно мутирующего Коростылева с фланга, чтобы выстрелить самому или заставить того повернуться и раскрыться перед Владимиром.
– Стой, не надо! – окрикнул его Корсаков, но события развивались чересчур стремительно.
Коростылев вскинул остатки правой руки. Из нее выстрелило второе щупальце – слишком длинное и крепкое, чтобы можно было вообразить его прятавшимся в человеческом теле. В мгновение ока оно оплело карабин Постольского и рвануло прежде, чем тот успел спустить курок. И Владимир слишком хорошо представлял, что последует дальше.
– Беккер, ловите! – крикнул он растерявшемуся Вильяму Яновичу и бросил ему потайной фонарь. Тот описал дугу и попал прямо в руки профессору. Беккер вцепился в него со всей мочи, не дав упасть.
Владимир уже двигался, выхватывая из-за пояса топор.
Щупальце Коростылева вырвало карабин из рук Постольского. Чудовищная конечность смяла стальное оружие, словно оно было сделано из воска, отбросила его в сторону и изготовилась к новому удару.
Корсаков успел перехватить стремительное движение на полпути. Щупальце уже змеилось в сторону поручика, когда Владимир рухнул на него сверху, прижав к полу и занося топор. Корсаков коснулся вонючей и склизкой кожи – и его разум пронзила привычная вспышка чужой памяти.
Он перестал существовать – и возродился вновь.
Только он уже не был Владимиром. Не был Николаем или Никитой. Не был тварью из иных миров. Он был каждым из них. Богоподобным колоссом, размером с гору, на дне бескрайнего и бездонного океана. Человекообразной тварью, выходящей из озера в незапамятные времена. Младенцем, взирающим на жителей разоренного Омута много веков назад. Каждым из его потомков, вплоть до последних из Коростылевых. Каждым скользким существом в подземных тоннелях. Каждым их собратом, ждущим возможности прорваться в новый мир и поглотить его. Все твари, пришедшие из иной реальности, были объединены одной волей, одним холодным коллективным разумом, стремящимся к единственной цели – пожирать.
Непреодолимая лавина чужих мыслей едва не разорвала психику Корсакова в клочья за одно-единственное мгновение.
Он почти понял, что ощущал его отец, загипнотизированный видением из иных миров.
Он почти понял, что имел в виду его дядя, когда сказал: «У этих сил есть разум и воля. Когда они говорят с тобой – ты подчиняешься. Или перестаешь существовать».
И когда он почти утратил себя, все чуждые образы утонули в бесконечной безмолвной тишине.
Прошла секунда. Минула вечность.
В тишине раздался леденящий душу смех.
Из тьмы показалось лицо.
Такое знакомое.
Такое чужое.
Его лицо.
Двойник растянул рот в жуткой усмешке и, не шевеля губами, шепнул: «Нет уж, ты – мой!»
Корсаков вновь оказался в реальности, в ту же самую секунду, когда видение иного мира захватило его. Он падал, медленно, будто воздух вокруг него превратился в кисель. Придавленное его телом, к земле прижималось щупальце. Сверху на него опускался блеснувший в свете потайного фонаря топор. Лезвие коснулось кожи. Прорезало ее насквозь. Ударилось о землю, отсекая щупальце начисто.
И время вновь догнало Корсакова.
Он рухнул на камни, перекатываясь. Коростылев взревел голосом, в котором не осталось ничего человеческого, и притянул обратно обрубок щупальца с хлещущей из него черной кровью. Закричал Федор. Второе щупальце инстинктивно сомкнулось вокруг него, вонзая острые зазубрины в плоть и врезаясь присосками, точно пиявка.
Словно повинуясь болезненному воплю своего повелителя, из выходящих в грот тоннелей выплеснулся поток ужасающих существ. Лавина из клыков, когтей, шипов, щупалец и омерзительно неправильных конечностей казалась неудержимой. Еще секунда – и они бы поглотили стоящего на их пути Беккера. Четыре-пять – захлестнули бы Корсакова с Постольским.
Но Вильям Янович не растерялся. Крутанув заслонку потайного фонаря таким образом, чтобы сконцентрировать его свет тонким ярким лучом, профессор мазнул им по приближающейся орде чудовищ. Раздался оглушительный, разрывающий барабанные перепонки вой. Конечно, луч фонаря не остановил тварей, лишь заставил их немного помедлить. Самую малость – но этого хватило, чтобы громкий окрик Корсакова эхом отразился от стен грота:
– Никита, остановите их, или я взорву нас