Марица. Исток - Александра Европейцева

Совещания Совета превратились для меня в особый вид сладостной пытки. Оказывается, драконам на них быстро становится скучно. Как, например, сегодня!

Лорд Брендон что-то увлеченно бубнил о повышении пошлин на ввоз феорильского зерна, его голос был ровным, монотонным, как жужжание мухи.

Я старалась сосредоточиться на словах, делать заметки, но всё моё существо было настроено на человека, сидящего напротив.

Демитр, облаченный в мундир, с безупречно прямой спиной, казался воплощением собранности и внимания. Его взгляд был устремлен на Брендона, лицо — непроницаемой маской военачальника. Но для меня эта маска была прозрачной. Я чувствовала его скуку, его легкое раздражение, его желание быть где угодно, только не здесь. И его драконья сущность, скучая, искала развлечения. В моём направлении.

Передо мной, поверх головы что-то говорящего Тароса, возникло первое видение. Ясное, как наяву.

Моя рука, сжимающая перо. Его пальцы — грубые, со шрамами, — медленно, почти лениво проводят по моим костяшкам, заставляя перо выпасть. Затем его ладонь накрывает мою руку целиком, прижимает её к прохладной полированной древесине стола. Большой палец водит по нежной коже на внутренней стороне запястья, ощущая пульс…

Я вздрогнула, едва не выронив собственное перо. Кровь ударила в виски. Я бросила взгляд на Демитра. Он не шелохнулся, лишь уголок его губ дрогнул в едва уловимой усмешке. Он даже не смотрел на меня! Это было чистое безумие.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь вернуться к докладу Брендона о тарифах. Бесполезно.

Новое видение наложилось на реальность, заставив мир поплыть.

Мы в том же зале, но пустом и темном. Я сижу на краю огромного стола, а он стоит между моих расставленных коленей. Его мундир расстегнут, подол моего платья задран. Его руки — на моих бёдрах, большие пальцы врезаются в кожу. Его голова склонена к моей шее, губы обжигают кожу у ключицы. А с высокого трона, в полумраке, на нас смотрит высеченная из мрамора голова короля-основателя…

«Прекрати», — мысленно взмолилась я, уставившись на него с таким видом, будто меня волнует исключительно судьба феорильского зерна. Сконцентрировавшись, я послала крошечный, почти невесомый импульс магии. На чистом листе бумаги перед ним дрогнуло перо, и на пергаменте проступили тонкие, изящные строки: «Генерал, будьте добры, сосредоточитесь на зерне, а не на мне».

Он взглянул на надпись. Его плечи слегка задрожали от беззвучного смеха. Он покачал головой, словно отгоняя надоедливую муху, и снова уставился на Брендона с преувеличенным вниманием. На мгновение картинки исчезли. Я выдохнула с облегчением.

Оно было коротким.

Потому что следующее видение было уже откровенно непристойным.

Мы всё в том же проклятом зале, но теперь я не на столе — я на его коленях, спиной к его груди. Голая. Его руки обвивают меня, одна прижимает мои ладони к моему же животу, не давая пошевелиться, а другая… другая медленно, с невозмутимым видом полководца, изучающего карту, скользит по моему телу. Его пальцы, шершавые и тёплые, обжигают кожу на груди, находят напряжённый, чувствительный кончик и сжимают его — не больно, но властно, заставляя меня непроизвольно выгнуться. А он в это время наклоняется к самому моему уху, и его губы, едва шевелясь, шепчут прямо в сознание: «А что, если я прямо сейчас сорву с тебя всё это аристократическое тряпье?»

Воздух застрял в горле. По спине пробежала колючая волна жара, кровь ударила в голову, в висках застучало. Я снова провела пальцем по воздуху, и на его пергаменте, прямо поверх цифр отчёта о налогах, выжгла новую фразу, на этот раз более резкую: «Я не шучу. Замолчи».

Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Его нога под столом нашла мою и слегка, почти нежно, потёрлась о мою лодыжку. Опасность быть замеченным, близость короля, сам этот формальный, душный зал — всё это только заводило его сильнее. Его драконья натура наслаждалась риском, вкусом запретного плода, который был у всех на виду, но принадлежал только ему.

А в моей голове… Боги, в моей голове он уже сбросил со стола все эти свитки, усадил меня на холодный полированный дуб и вошёл в меня сзади, грубо и властно, заглушая мои стоны поцелуями, пока за нашими спинами бубнел голос короля…

Я издала звук, нечто среднее между вздохом и стоном. Истер озабоченно наклонился ко мне.

— Тэба Лантерис, вы нездоровы? Вы покраснели…

— Духота… — выдавила я, судорожно хватая рюмку с водой. — Просто духота…

Я послала Демитру последнее, отчаянное заклинание. На его бумаге, с таким треском, что аж вздрогнул сидевший рядом с ним старый лорд, выгорела одна-единственная, огромная руна: «СТОП».

Он, наконец, оторвал от меня свой пожирающий взгляд, кашлянул в кулак, сделал вид, что внимательно изучает свой испорченный магией доклад. Я, тяжело дыша, попыталась прийти в себя, чувствуя, как дрожь медленно отступает, оставляя после себя лишь сладкое, томное возбуждение и дикую злость на него. На себя. На эту невыносимую, порочную игру.

Он встретил мой взгляд. В его глазах, таких спокойных и официальных, плясали чертики безудержного веселья. Он едва заметно пожал плечами, будто говоря: «А что я такого сделал?» — и снова обратился к Брендону.

— Лорд Брендон, — его голос прозвучал на удивление ровно и глубоко, без малейшей хрипоты. — Вы совершенно правы в вопросе логистики. Однако позвольте обратить ваше внимание на риск контрабанды при увеличении пошлины. Вместо повышения ставок, не лучше ли усилить досмотр на границе?

Все взгляды переключились на него. Брендон, польщённый, что генерал вникает в его скучный доклад, закивал. А в моей голове вновь возникло последнее видение, где он шептал мне на ухо: «Не бойся. Они слепы и глухи. Они видят только то, что хотят видеть. А я… я вижу только тебя. И чувствую, как ты вся горишь от одного моего прикосновения. Хочешь, чтобы я продолжил?»

И я чувствовала. Чувствовала призрачную тяжесть его ладони на своей груди, жар его дыхания на шее. Это было невыносимо. Это сводило с ума.

Я сглотнула, сжала кулаки под столом и послала новый, уже отчаянный импульс. На его листе бумаги дрогнуло перо и вывело: «Я сломаю тебе пальцы. Все до одного. Серьёзно».

Он прочёл. Его губы дрогнули. Затем под столом его нога снова нашла мою и прижалась — твёрдо, властно, обещающе.

— Вечером, — говорил он в моем видении — Я приду. И ты ничего мне не сломаешь. Наоборот.

Я едва не выдавила из себя что-то вслух, закусив губу до боли. Проклятый дракон! Он наслаждался этим. Наслаждался