Отродье мрака - Rotten Apple
С тем он и вырывался назад в бытие. И после всего увиденного, после цикла мучительного ужаса, который, Арли знал, повторится снова и снова, едва он будет закрывать глаза, пока рассудок окончательно не оставит его, — после этого он просто не умел воспринять Нессу иначе, нежели как очередное напоминание о неотвратимо приближающейся бездне.
Не желая и не сознавая этого, Арли ненавидел её.
ㅤ
В это время Фелинн пробирался по Грибным Топям, следуя за дочерью барона Алейн, — и дивился. Всё то, что доселе он наблюдал только в выкорчеванном, засушенном или освежёванном виде, теперь жило вокруг него: шевелилось, дышало, а порой — даже бегало.
Раньше Фелинн и представить себе не мог, что где-то в одном месте может произрастать столько грибов. Над густыми зарослями асфодела, плотным ковром устилавшими отдельные участки Топи, высились пятнистые шляпки сизопахучек и бледно-зелёные, остренькие — клопоморов. Грандиозно несли свой дозор огромные, с пузатыми ножками футов в десять, силуростражи и колонии каких-то гигантских фиолетовых грибов, названия которых Фелинн не знал. Всё это чудо освещалось клубами жидкого туманно-зелёного газа, что поднимался с земли к потолку пещеры, то нависавшему над самой землёй, то почти невидимому.
В воздухе кружили мотыльки-шелкопряды размером с кулак, оставляя за собой белёсый след из пыльцы. Пару раз мимо беззаботно пробегала стая — или компания? — тоненьких грибков с ручками и ножками, чей звонкий смех эхом разливался по пещере. Какой-то зверь поднимался на кручу и глядел издалека своими светящимися в темноте глазами, но как только Фелинн положил ладонь на рукоять меча — исчез столь же быстро, как появился.
— Послушай, — обратился Фелинн к уверенно шедшей впереди него Алейн. — Если все Грибные Топи — вотчина этого Черногриба, почему тогда он не может гарантировать тебе безопасность по дороге в его дом? Ты же его жрица, наконец!
— Наш властитель не нарушает естественный порядок вещей, — объяснила Алейн. — Грибные Топи вверены ему как смотрителю, но не как тирану. Он не станет запрещать хищникам в Топях питаться мясом, а почве — перестать утягивать на дно неосмотрительных…
Девушка вдруг остановилась и закинула голову, отчего шляпка на её макушке покачнулась. То ли прислушавшись, то ли принюхавшись к чему-то, она сказала:
— Вот например тот твой товарищ… охотник…
— Друзи? — догадался Фелинн.
— Ему сегодня повезёт. Его дротик попадёт в цель, и он вернётся в Фаар-Толи с добротной добычей. Я знаю это.
— Откуда же?
— Скажем так: одна из привилегий жрицы Черногриба, — пожала плечами Алейн.
Пока они шли, Фелинн старался не любоваться формами её тела, не прикрытого ни единым клочком одежды. Он находил это постыдным: вопрос, можно ли вообще воспринимать женственным то, что и человеком-то назвать сложно, рождал в нём чувства на стыке вины и смущения. Разумеется, его напускная пресыщенность женским полом, которую он всячески выпячивал в обществе Арли, не была лишена лукавства. Большинство девушек в Гроттхуле питали к нему те же чувства, что и мужчины — то есть страх и неприятие. Фелинну легче было думать, что он совершенно не заинтересован в них, нежели с позором признать невозможность близости с ними.
Алейн пока не проявляла ни малейшего признака страха или недоверия по отношению к нему. Если даже Грзуб сумел разглядеть его оборотническую природу, то уж она, жрица Черногриба, должна была и подавно. Вдобавок, Фелинн чувствовал себя ещё более сбитым с толку, понимая, что по правде не он вёл жрицу через Топи, а сама Алейн выбирала наименее вязкие участки, где без её сопровождения он легко мог бы увязнуть в коварной зыбкой почве.
Был ли правитель Фаар-Толи мудрее, чем казался на первый взгляд? Объяснялся ли его выбор одним лишь наличием проклятья в крови Фелинна, или соображения его были несколько глубже?
Чтобы раздобыть хоть немного понимания, Фелинн решил ещё расспросить свою спутницу. Но по какой-то причине слова, которые он произнёс, на вопрос похожи не были:
— Скажи… а ведь ты и барон… — он смутился, — довольно отличаетесь…
— Это так, — кивнула Алейн, поворачиваясь к нему и сверкая бусинками своих красных глаз. — И что же?
Фелинну почему-то сделалось неловко. Несомненно, он стремился слыть нахалом больше, чем был им в действительности, но никогда не думал, что спесь ему может сбить существо, имеющее с ним так мало общего.
— Ну… Кем была твоя мать?
— У меня не было матери, — непринуждённо ответила Алейн. — Семя моего отца принесли в дар Черногрибу, и я появилась на свет из его спор. Понимаешь ли, я — плод и символ присяги Фаар-Толи его священному началу.
«Любима своим народом, любима отцом, — пронеслось в голове у Фелинна. — Имеет признание, в некотором роде — даже власть… Не то ли это, чего я всегда хотел добиться?»
И снова вместо слов обходительной похвалы или хотя бы сдержанной зависти язык его пожелал выдать совсем другое:
— Но ведь ты не просто какой-то там символ! Разве нет у тебя иных желаний, кроме как приносить себя в жертву? Я не верю, что ты по доброй воле отказалась от них. Отказалась от себя!
Бледных, нежно-голубых в сравнении с остальным телом губ Алейн коснулась лёгкая улыбка. Фелинн покраснел. Неужто приняла сказанное за беспокойство о ней? Как бы не так!
Девушка шагнула к нему и подняла голову, чтобы видеть лицо Фелинна из-под чашеобразной шляпки. Спокойным, отчётливым голосом, в котором было нечто завораживающее, она произнесла:
— От себя я не отказывалась. Благополучие Фаар-Толи и его народа, сохранность наследия, за которое рдел мой отец, — всё это моя собственная мечта, а не чья-то навязанная прихоть. Я слышала, как живёт знать в остальных городах Тартарии… Заложники власти, дворцовых интриг, деспотичных традиций. — В её красных глазах появился отблеск страха, вибрирующий голос задрожал. — Могу ли я желать чего-то иного, когда мой народ стоит на пути отречения от этих мерзостей? Нет, никак, никак не могу! Я горда тем, что моё бремя несёт Фаар-Толи спасение.
У Фелинна едва не отвисла челюсть. В то время как он, проклятый отпрыск, позор правящей династии, стыдился и бежал от своей бесчеловечной природы, жители Фаар-Толи почитали Алейн и надеялись на неё. Что за невероятное, полное непостижимых странностей место… Возможно ли, что всё это трюк, искусно
