Башни Латераны 2 - Виталий Хонихоев
— Защитный оберег от ментальной магии. — говорит он: — как много маны впустую. Что же… полагаю тебе не нравится, когда копаются в твоей голове. Может быть ты в состоянии вынести физическую боль… но есть и иные способы. — он поворачивается к столу: — жаль что ты не хочешь сотрудничать, дейна. Пойми, мы с тобой воюем за одну сторону. За веру. За людей. Ты и сама не хочешь, чтобы этот некромант поднял тысячи Безымянных Рыцарей Смерти и двинулся на завоевание Королевства. Что же… время разговоров кончилось, дейна.
Он вздыхает и неторопливым, прогулочным шагом идет к двери, ожидая, когда она его окликнет. Обязательно окликнет. Он дал ей надежду, дал ей оправдание своему поступку, дал ей мотив. Она его окликнет. А если нет… действительно жаль, но он вырвет из нее нужное имя. Он взялся за ручку двери.
— Квестор? — слабый голос из-за спины. Она его окликнула.
— Да? — он не поворачивает к ней головы, все еще держась за ручку двери.
— … я.
— Что? — надавливает он. Она должна окончательно сломаться, нельзя ослаблять давление.
— Я все расскажу. — говорит она. Он отпускает ручку двери, поворачивается назад, подходит к пыточному станку. Поправляет на ней лохмотья разорванного платья, чтобы они закрывали тело, возвращается к столу, открывает журнал допросов. Работа только начинается.
Глава 21
Глава 21
Лео не сразу понял, что очнулся. Сперва была только темнота — густая, вязкая, словно он проваливался куда-то вниз в саму преисподнюю. Какое-то время он не понимал где находится и что с ним происходит, в голове стоял звон, но потом он стал различать шорохи в углу, скрип досок под порывами ветра, его собственное дыхание — частое, рваное. И наконец — запах. Гниль, прелое сено, сырость.
Он открыл глаза. Темнота почти не рассеялась, лишь где-то высоко, в провале крыши, виднелся тусклый лунный свет. Серебристый, холодный, он падал косой полосой на противоположную стену, высвечивая прогнившие доски и паутину. Некоторое время он смотрел в пространство, осознавая кто он такой и где находится.
Сарай. Он в каком-то заброшенном сарае. Или это баня? Дом? Трудно было сказать, войска Арнульфа по дороге к Вардосе жгли дома направо и налево, набивая город беженцами и лишая запасов продовольствия и поддержки. Заброшенные и наполовину сожжённые строения торчали гнилыми зубами напоминая об осаде и походе Арнульфа… и судя по всему — он находился в одном из них.
Как он сюда попал?
В голове была каша — обрывки картинок, звуков, ощущений, всё смешалось в одно сплошное месиво, из которого невозможно было вытащить хоть что-то связное. Он помнил переулок… нет, сперва казарму. Или дом? Башню магистра Элеоноры. Люди в балахонах. Стражники у его дома. Бег. Он бежал. Куда? Зачем?
Руки.
Он опустил взгляд. В лунном свете, пробивающемся через дыру в крыше, его ладони казались чёрными. Нет — не чёрными. Тёмно-красными. Кровь. На пальцах, под ногтями, въевшаяся в складки кожи. Рукава рубахи тоже были в ней — мокрые пятна, уже начавшие подсыхать, ткань прилипла к коже. Запах ударил в голову, едва он поднес ладони к лицу, металлический, тошнотворный.
И тут память выдала ему картинку — короткую, яркую, как удар под дых.
Стражник. Молодой, года двадцать три, не больше. На голове — стальной шлем с полями, на груди — табард с тремя башнями. Лицо обычное, ничем не примечательное. Чуть щетинистое. Карие глаза. Тут же, без перерыва в памяти всплывает совсем другая картинка — как он стоит в переулке, тяжело дыша, а у его ног лежит этот же стражник, его накидка с тремя башнями и золотым ключом безнадежно испорчена, запачкана в крови… и в ней дыры. Много дыр. Узкие, линзовидные отверстия через которые сочится кровь. «У тебя хороший выпад, парень, не пропадешь. Бей под ребра, снизу вверх, не рукой, всем телом».
И глаза. Карие, но пустые. Стеклянные, мутные шары, нелепо раскрытый рот, который он зажимал ладонью, чтобы стражник не позвал на помощь, все как и учил Бринк Кожан «не дай ему заорать парень, зажми рот, это недолго, после первых ударов он ослабнет и его хватит лишь на хрип, но ты все равно зажимай ему рот… вот так».
Лео дёрнулся, с силой ударившись затылком о стену за спиной. Боль — резкая, отрезвляющая — на мгновение прогнала видение. Он тяжело дышал, прижав ладони к груди, чувствуя, как сердце колотится под рёбрами — быстро, яростно, словно пыталось выбраться наружу.
Огляделся.
Лунный свет, пробивавшийся сквозь провал в крыше, был тусклым, но его хватало, чтобы различить окружение. Помещение было небольшим — может, когда-то тут хранили инвентарь или держали скот, трудно сказать. Стены почернели от огня, кое-где доски обуглились насквозь, оставив зияющие дыры, через которые просачивался ночной ветер. Он был холодным, пах гарью и мокрой землёй, задувал внутрь, поднимая пепел с пола.
Крыша провалилась почти полностью — уцелели лишь несколько балок, торчащих под углом, как сломанные рёбра. Остальное рухнуло внутрь или сгорело дотла. Сквозь дыру виднелось ночное небо — чёрное, усыпанное звёздами, и луна. Она висела низко, почти полная, бледная, и её свет падал прямо на Лео, высвечивая его как на сцене.
Он сидел в углу, там, где стены ещё держались, прислонившись спиной к обугленным доскам. Под ним — старое сено, слежавшееся, гнилое, смешанное с пеплом и грязью. Пахло мышами и плесенью. В противоположном углу что-то шуршало — мелко, осторожно. Крыса, наверное. Или две.
Луна заглядывала внутрь, словно любопытный свидетель, её свет скользил по почерневшим стенам, по обломкам балок, по куче обгоревшего хлама в дальнем углу — то ли мебель, то ли остатки телеги, не разобрать. Всё покрыто слоем пепла и копоти. Мёртвое место. Сожжённое. Брошенное.
Он, должно быть, забрёл сюда инстинктивно, ища укрытия. Не помнил как. Просто шёл, и ноги привели его сюда. В эту выгоревшую коробку.
Подходящее место для убийцы, подумал он и снова посмотрел на руки.
Кровь подсохла, потрескалась на сгибах пальцев. Под ногтями — тёмные полоски. На запястьях — бурые разводы. Лунный свет делал её почти чёрной, но Лео
