Часовой: Курсант - Дейлор Смит
Я ступил на твёрдую землю, зажмуриваясь от клонящегося к закату, бьющего в глаза солнышка. Торопливо отошёл в сторону, вдыхая свежий теплый воздух. Осмотрелся. Народу вокруг была тьма, сонмище одетых в спецовки сотрудников порта, обслуги, механиков и прочих, входящих и выходящих из воздушных судов пассажиров. Я ошарашенно вертел головой, наверно, выглядя в глазах тех, кто в тот момент смотрел на меня, деревня деревней. Поле было размером с несколько футбольных, краев не было видно из-за остовов громадных воздушных кораблей и гигантских, закрывающих небо сигар. К моему удивлению, лишь парочка из мельком примеченных мною судов были меньше кромлехского. Остальные ничем не уступали в размерах, а иные исполины на порядок превосходили. Удивительный мир!..
От греха подальше, и чтобы не путаться под ногами, я быстро зашагал за своими соседями по кораблю. Надеюсь, они шли к выходу. Вокруг царили шум и гам, говор сотен голосов и жужжание мотогондол, скрип оснастки и легкие завывания мечущегося между воздушными исполинами ветерка.
Перед нами вырос огромный купол, покрывая землю на самом краю поля. Собранный из стали, стекла и черепицы. Каким образом это невероятное сооружение держалось, не обрушиваясь под своим весом, я понятия не имел. Но в очередной раз поразился мастерству имперских инженеров-умельцев и магов. Наверняка это был главный вокзал Воздушной гавани Столицы. И выход в город проходил через него.
Нырнув вместе с остальными в широко распахнутые огромные ворота, я оказался внутри. Стараясь поменьше таращиться и спотыкаться, я зашагал прямо по центру, никуда не сворачивая. Здесь царили запахи одежды, духов, кожи, чего-то жареного, машинного масла. Под гигантский купол улетала несмолкаемая многоголосица. Воздушный порт жил своей жизнью, беспокойной и суматошной, и я показался себе лишь маленькой незначительной игрушкой, временно завалявшейся в его огромной песочнице.
Среди множества пассажиров и работников Гавани то тут то там мелькали дюжие усатые ребята в синих мундирах военного покроя. На их поясах красовались сабли и пистоли. Они прохаживались по территории вокзала по двое по трое и иногда подходили к некоторым пассажирам на выбор. Охрана Гавани! Как бы ко мне ни прицепились, забеспокоился я. Не хотелось бы угодить в очередную кутузку. Проще уж сразу выйти на свободное место и громко заорать, что я бедный несчастный курсант Ордена Часовых и больше всего на свете хочу, чтобы меня под белы рученьки препроводили в Академию!
Но пронесло. Я вышел через вторые ворота и оказался на большой транспортной площадке, где в избытке стояли кареты, повозки и дилижансы. Ржание лошадей, громкие голоса, ругань, залихватские выкрики возниц. Я немедля повернулся на звук ближайшего голоса, надрывающегося во всю глотку и расхваливающего быстроту своих лошадок.
— Самые быстрые кони, самая надёжная карета во всем Южном округе! Кому куда, подходи узнавай! Домчим быстрее ветра!..
Сжимая кулак с монетой, я подбежал к восседающему на козлах небольшой обшарпанной каретки бородатому мужику в сюртуке и фуражке. Сначала пара гнедых лошадок, а затем он, покосились на меня изучающими взглядами. Зазывала насмешливо бросил:
— А деньга имеется, парниша?
— А то! — я вытащил из кармана мешочек и вызывающе потряс им.
Рябое лицо бородача расплылось в довольной ухмылке. Он указал на дверцу кареты, спрашивая:
— Куда, родимый?
Я запрыгнул на подножку и громко произнёс, бросив прощальный взгляд на огромный вокзальный купол:
— В Академию Часовых!
Глава 28
По летному полю, неумолчному, хаотичному, полному множества людей, запахов и звуков, неспеша брела огромная, гигантская фигура, несмотря на теплый летний вечер с головы до пят сокрытая черным тяжёлым плащом с капюшоном. Казалось, под уверенной поступью этого великана проминается даже земля. Шириной плеч он мог посоперничать с центральными воротами главного вокзала, а росту был такого, что возвышался над всеми, кто бы только не находился рядом с ним. Он шёл, рассекая человеческий поток, как нос корабля тающий по весне хрупкий лед. Да никто особо и не горел желанием загораживать проход этому огромному человеку. Даже портовые стражники и те, бормоча в усы восхищённые проклятия, находили себе другие занятия, провожая размеренно шагающего гиганта уважительными взглядами.
Великана звали Франк. Он шёл размеренной походкой, сжимая в правой руке увесистый саквояж, зная, что никто не рискнет его остановить или помешать его мыслям. Справившись с последними делами на борту «Архангела Гавриила», здоровяк теперь мог с чистой совестью сойти на землю и заняться другими, не менее важными задачами. Вопреки угрожающему внешнему виду и огромным габаритам, всегда ошибались те, кто принимал его за недалёкую машину, просто за огромного неповоротливого человека, не способного родить ни одной толковой мысли. Все ошибались в нем. Для некоторых эта ошибка становилась фатальной, последней в жизни.
Франк думал. Всегда и много. Тщательно взвешивал, анализировал и приходил к единственно правильным выводам. Его устраивало, каким он выглядит зачастую в глазах большинства. Удобная ширма. Все всегда смотрят на фасад, не стремясь заглядывать внутрь. Сейчас голова Франка была занята мыслями о бледном, небритом, похожем на отощавшего беглеца-каторжника, пареньке, которого едва не заманил в свои сети клятый обёртыш. Совсем еще молодой парень. Только с глазами старика. Франку он понравился. Что было само по себе явлением из ряда вон. Как бы удивились те, кто его знал! Франку редко кто нравился из людей.
Но в этом юнце, курсанте, что-то было. Будущий Часовой явно побывал во многих переделках, и нежданная встреча с обёртышем была лишь одной из них. Но не сбила и не заставила свернуть. Франк бы не удивился, если бы вместо этого дворянина в чемодане от гитары в итоге оказался сам обёртыш. Такие люди очень редки в природе. Но Франк умел в людях разбираться. И он понял, что юнец совсем не промах. Да, по нему видно, что многое скрывает, тянет на собой целый хвост весьма серьёзных неприятностей. Словно одного того, что его судьба быть Часовым, не хватает! Но парень оставался человеком. Не какой-нибудь гнилью и двуличным подонком, а человеком. И это Франку тоже понравилось.
Он ничуть не жалел, что дал ему одну из своих
