Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко
— Это ведь сон, да? Или бред?
— Он тоже так говорит. Пошарив рукой за менгиром, великанша вытащила из-за него округлый предмет. Давненько я таких не встречала. Остальные лишь притворяются. А этот был настоящим. Сильный. Но больно уж болтливый.
Бросив короткий взгляд на деформированную, ссохшуюся, местами будто обгоревшую голову старика-северянина юноша поспешно отвернулся.
— Сожру вас. Всех сожру. Боль вашу, страх ваш, разум ваш. Съем, съем, съем. Раззявив рот прошипела голова и несколько раз щелкнув челюстью заворочала выпученными, налитыми кровью, глазами.
— Глупая болталка. — Встряхнув обиженно всхлипнувшую голову великанша поставила ее перед костром и сев придавила ногой. — Даже эхом не назовешь, а считает себя воплощением Бера-Смерти. Старым медведем. Не бойся, еда, сейчас он никого даже укусить не сможет.
Врешь. Сожру. — Недовольно насупилась голова и обиженно выпятив нижнюю губу часто заморгала. — Всех съем. И тебя тоже.
— Пф… — Фыркнула, Не-Сив. — Вот заладил. Я ему предлагала в квадраты сыграть, а он все одно. Съем да сожру.
— Кто он? — Набрав в грудь побольше воздуха выдавил из себя юноша.
— Он? — Пристукнув по заскулившей голове пяткой великанша криво усмехнулась. — Проще сказать, кем он был. Эхом сна большого медведя, что спит под горами, а в последний день пожрет солнце. Эхом Галстра. Тень от тени, что идет следом разрушителя древа миров. Тем, чем ты меня считаешь, еда. Ведь таких, как он тоже называют двусущными. Смотри, что сделал с ним обряд. Говорят шрамы и знаки на коже удерживают и укрепляют сидящий внутри благословленного дух, но они его лишь покалечили. Не давали ему насытиться. И в конце концов он сошел с ума от голода. С годами зверь съел свою вторую половину. И человека не стало. Осталось только эхо древнего бога.
— Сожру. — Утвердительно заключила голова и покосившись на придавившую макушку стопу щелкнула челюстями.
— Значит, ты тоже можешь стать… такой? — Осторожно поинтересовался Август.
— Не знаю. — Весело прищурившись, великанша ловко перевернула голову на бок и закатила ее в костер. Угли раздраженно зашипев, вспучились полными острых зубов пастями и облепив череп старика словно муравьи начали вгрызаться в серую, покрытую шрамами и потеками грязи кожу. — Я не тень большого медведя или кого-то еще. Я сама по себе. Но конец есть у всех. Если я стану такой… о-о-о нам точно будет вместе весело.
— Больно… Неожиданно пожаловалась голова и заплакала. — Больно. Достань. Больно… Сожру… Всех… Сожру… Больно… Хватит… Достань… Все… Сьем… — По мере того как отрастившие лапки и острые клешни угольки набивались в рот, бормотание головы становилось все более тихим и менее внятным.
— Все равно он мне надоел. — Прокомментировала великанша. — Никакого с него толку.
Холм содрогнулся. Костер пыхнул пламенем и Август невольно зажмурил глаза. А когда открыл ни костра ни головы уже не было. На месте очага снова была лишь россыпь немного разбавленных пробивающихся через них, лениво шевелящей жесткими стеблями, травой валунов и камней.
— Он… — Юноша вздохнул. — Он мертв?
— Он был мертв еще до того как попал ко мне. — Неопределенно пошевелив пальцами, Не-Сив снова распласталась на камнях. — Во всяком случае, больше он хлопот никому не доставит. Так что, еда? Ты подумал, что такое душа?
— У меня было не особо много времени на раздумья. — Покачал головой Август.
— Забавно. Я считала, что такие как ты много о таком думают. — Почесав подбородок, великанша тряхнула косами.
— Такие как мы?
— Живущие в одном мире. — Пояснила Не-Сив.
Юноша задумался.
— Душа это то, что делает меня мной. — Заключил он под конец.
— Тебя тобой? — Великанша почесала нос кончиком когтя. — Тебя, тобой, значит. А скажи мне еда. Вот если бы ты родился не в большом каменном доме полном слуг? Если бы твой отец и мать решили бы внезапно раздать все свои деньги и ушли бы жить… ну например в лес. — Отец бы охотился, а мать возделывала бы небольшой садик у дома. Маленького такого бревенечатого домишки, который твой отец построил бы своими руками, так криво, что зимой надо его конопатить каждую неделю, а очаг должен гореть день и ночь просто, чтобы на полу не выпал снег. Твоя душа осталась бы прежней? Или это была бы другая душа? А если бы ты пошел в легион? Стал воином? Книгочеем? Жрецом? Ты был бы собой? А если бы ты родился северянином? В горах, а может на берегу холодного моря. Или на островах? И те, кто так красиво рассказывают про душу, жрецы большого Белого бога, просто не пускали бы тебя в свои храмы дальше порога? Был ли бы ты таким, как сейчас? Думал бы как сейчас? Чувствовал бы, то, что чувствуешь сейчас? Так может быть, душа не делает тебя тобой, а? — В глубине глаз великанши плескалась тоска. — Может душа, это просто комок глины, что формируется лишь цепью сложившихся в твоей мелкой и никчемной жизни обстоятельств? Подумай об этом. Хорошо подумай. А сейчас тебе пора. — Неуловимым движением изогнувшись, Не-Сив вытянув руку, толкнула Августа в грудь ладонью.
— Подожди, ты не сказала мне… — Неумолимая сила потянула юношу вверх прямо в центр заменяющего здесь небо серо-стального купола
* * *
— Да нормально все. Отстань, Майя. — Отмахнувшись от склонившейся над ней травницы, горянка замотала головой. И не нужны мне твои припарки. И мази тоже. Мне бы пожрать чего…
— Открой рот. — Не терпящим возражением тоном произнесла травница и дождавшись пока северянка с тяжелым вздохом выполнит приказание принялась аккуратно смазывать полость смоченной в чем-то едко пахнущем, намотанной на тонкую палочку тряпицей.
— Гой-йко. — Поморщилась великанша.
— Терпи. Раны во рту всегда очень опасны. — Поучительным тоном произнесла не прекращающая своего занятия травница. — А тебе и так повезло как… даже не знаю как кому. Клинок вошел снизу, пробил мышцы не тронул подьязычную кость, и не выбил ни оного зуба, каким-то образом обошел, судя по всему все крупные сосуды и даже не отрезав тебе язык застрял в небе не пробив его. У тебя