Берен и Лутиэн - Джон Рональд Руэл Толкин
И вот они бережно подняли Берена и принялись ухаживать за ним, и омыли его раны, и вздохнул он, но не произнес ни слова и не открыл глаз; и когда взошло солнце и охотники отдохнули немного, они понесли его назад через чащу – с величайшей осторожностью, на носилках из ветвей; и к полудню добрались до поселений лесного народа. Смертельно устали они к тому времени, Берен же так и не пошевелился и не заговорил, но простонал трижды.
Едва разнесся слух об их приближении, весь народ сбежался навстречу охотникам: многие принесли им еды и прохладного питья, и бальзамов, и целебных снадобий от ран, и, если бы не несчастье с Береном, велика была бы радость эльфов. И вот эльфы укрыли мягкими одеждами ветки с листьями, на которых покоился Берен, и унесли его к чертогам короля, где в великом горе дожидалась их Тинувиэль; она бросилась Берену на грудь и зарыдала, целуя его, и он очнулся и узнал ее; тогда Маблунг отдал ему Сильмариль, и Берен высоко поднял его, любуясь красотою камня, и наконец выговорил медленно и с болью: «Взгляни, о Король, я вручаю тебе дивный камень, коего пожелал ты, но это всего лишь незначащий пустяк, найденный у обочины, ибо некогда, сдается мне, тебе принадлежала та, что прекраснее всех помыслов, теперь же она моя». И едва вымолвил это Берен, тень Мандоса пала на его лицо, и дух его отлетел в тот час к краю мира, и нежные поцелуи Тинувиэли не призвали его назад».
[Тогда Веаннэ вдруг смолкла и разрыдалась, и спустя какое-то время выговорила: «Нет же, предание на том не кончается, но это все, что я знаю в точности». Тогда заговорили и другие дети, и некто Аусир сказал: «Слыхал я, что волшебством нежных поцелуев Тинувиэль исцелила Берена и призвала его дух назад от врат Мандоса, и долгое время жил Берен среди Утраченных эльфов…»]
Но другое дитя молвило: «Нет же, все было не так, о Аусир; если ты только послушаешь, я расскажу повесть столь же чудесную, сколь и правдивую; ибо Берен и в самом деле умер на руках у Тинувиэли, как сказала Веаннэ, и Тинувиэль, сломленная горем, и не видя более в мире ни утешения, ни света, не мешкая, последовала за ним по тем темным тропам, что каждому суждено пройти в одиночестве. И вот красота ее и нежная прелесть тронули даже холодное сердце Мандоса, так, что он позволил ей вновь увести Берена в мир живых; подобного не случалось с тех пор ни с человеком, ни с эльфом, и немало преданий и песен сложили о молении Тинувиэли перед троном Мандоса, но я не слишком хорошо помню их. Однако вот что сказал Мандос этим двоим: «Ло, о эльфы, не к жизни, исполненной безмятежной радости, отсылаю я вас, ибо в мире, где обитает злобный сердцем Мелько, более не существует она; узнайте же, что станете вы смертными, подобно людям; когда же вы вновь вернетесь сюда, это будет навечно, разве что Боги и в самом деле призовут вас в Валинор». Однако же эти двое ушли, взявшись за руки, и прошли вместе через северные леса, и часто видели их, когда кружились они в волшебном танце на склонах холмов, и имена их повсюду передавались из уст в уста».
[Тогда Веаннэ молвила: ] «Так; но не только танцевали они, ибо славные деяния довелось им свершить впоследствии, и немало преданий сложено о том – их должно тебе выслушать, о Эриол Мелинон, в другой раз, когда вновь наступит время рассказов. Ибо эти двое в легендах названы и-Куильвартон, то есть умершие, что снова живы; и стали они могучими фэйри в краях к северу от Сириона. Вот теперь и впрямь конец; по душе ли пришелся тебе рассказ?»
[И сказал Эриол, что не ждал услышать историю столь удивительную от такой, как Веаннэ; на что та ответила:]
«Нет, не сама облекла я в слова это предание; но оно дорого мне; право же, всем детям ведомы деяния, о которых повествуется в нем; а я заучила рассказ наизусть, прочтя его в великих книгах, хотя не все понимаю я из того, что записано в них».
* * *
В 1920-х годах мой отец перелагал «Утраченные сказания» о Турамбаре и о Тинувиэли в стихи. Первая из этих поэм, «Лэ о детях Хурина», написанная древнеанглийским аллитерационным стихом, была начата в 1918 году, но так и не приблизилась к завершению: по всей вероятности, отец оставил работу над ней, когда покинул Лидский университет. Летом 1925 года, вступив в должность профессора англосаксонского языка в Оксфорде, он начал «поэму о Тинувиэли» под названием «Лэ о Лейтиан». Это название мой отец перевел как «Освобождение от оков», но так и не пояснил его смысл.
Примечательно, что мой отец, вопреки обыкновению, вставлял в текст даты. Первая из них, вписанная напротив строки 557 (сквозная нумерация по всей поэме), – это 23 августа 1925 года; последняя – 17 сентября 1931 года, значится напротив строки 4085. После того поэма продвинулась недалеко, только до 4223-й строки, и была оставлена на том эпизоде, когда челюсти Кархарота сомкнулись «как стальной капкан» на запястье руки Берена, сжимавшей Сильмариль (строка 4223), в момент его бегства из Ангбанда. Оставшиеся, ненаписанные части поэмы, представлены прозаическими конспектами.
В 1926 году мой отец послал обширную подборку своих стихов Р. У. Рейнолдсу, своему бывшему учителю из бирмингемской школы короля Эдуарда. В том же году он создал фундаментальный текст под названием «Очерк мифологии, имеющий непосредственное отношение к “Детям Хурина”»,