Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

– Где-где, – укоризненно покачал головой Марк, – не пристало патрициям таскаться в этот гадюшник. Знаешь же, что отец не пускает его дальше Верхних улиц.

– Ну ладно, я рад побыть с тобой наедине. – Луций улыбнулся и подарил Марку лукавый взгляд. Тот, смутившись, покраснел, чем очень порадовал Луция. – Здесь просто веселее.

Кастор принес два кувшина сладкого, почти не разбавленного вина. Расставив на столе мелкие закуски, он встал за спиной Луция. Только после пары чаш Луцию наконец-то удалось расслабить поясницу и перестать обращать на раба внимание. Потягивая вино, он рассказывал Марку свежие сплетни.

Пожаловавшись другу на скучную работу, он не встретил ни сочувствия, ни поддержки. Марк начал карьеру на несколько лет раньше Луция. Его жизнь давно состояла из документов о снабжении, списков легионеров и финансовых отчетов, так что страдания младшего товарища его уже не впечатляли. Опустошив кувшин, Луций опустил подбородок на ладонь и уныло протянул:

– Я с этими бумагами буду еще лет десять сидеть.

– Ты будешь? У тебя теперь есть раб, – Марк усмехнулся и ткнул Луция в лоб пальцем, – практикуйся, пока время есть! Зря ты не пошел со мной, я бы помог. На Рубеже красиво.

– Очень красиво, – хмыкнул Луций, – давно мечтаю смотреть на вспоротые животы и горелых легионеров.

– Не говори так.

– Как?

– Так, – Марк по-детски обиженно насупил брови, – это достойная смерть, честная. И потом, изрубленных ублюдков Тала там не меньше.

Кончик его бледного птичьего носа чуть покраснел. Луций рассмеялся. Ему ужасно нравилось пить с Марком и наблюдать, как с каждой чашей с этого статного человека слезает налет благородной чопорности и под ним проступает мальчишеская восторженность и какой-то отчаянный голод.

– Ну хорошо, хорошо. Пойдем отсюда. Может, захватим Арвину – и в милый сердцу бордель? Я слышал, Праймус положил глаз на нашу первую красавицу, и я страшно хочу на это посмотреть.

– Не издевайся над Праймусом. – Марк строго взглянул на Луция.

– Да когда я издевался? – насмешливо воскликнул тот. – Высокие чувства! Преклоняюсь перед любовью, благословленной богами. – Он поднялся, кинул на стол пару денариев и направился к выходу.

– Я надеюсь, Праймус перебесится и не наделает глупостей, – проворчал Марк Центо, выходя вслед за Луцием в ночную прохладу, – ты бы не смеялся, а напомнил ему про его положение.

– И пропустить всю комедию? Сам разберется, – отмахнулся Луций и быстрым шагом свернул в ближайший переулок.

Марк догнал его и, брезгливо осматривая скопившиеся у стен объедки, проворчал:

– Не лучшая идея.

– Мы так срежем дорогу сразу до Лотии. На центральной улице не протолкнуться.

Они шли по узким проулкам, которые никто даже не удосужился замостить. Дождей не было уже неделю, но влажная скользкая земля глухо чавкала под каждым шагом. В густых сумерках Луцию приходилось наугад огибать поблескивающие лужи, едва ли не карабкаясь по горам мусора. Марк за его спиной обвиняюще громко сопел. Сначала друзья иногда натыкались на людей – отводили взгляд от уличных шлюх за работой и перепрыгивали спящих на дороге пьяниц, но потом забрели в заброшенный район сгоревших инсул. Почерневшие от сажи остовы домов недобро гудели от каждого порыва теплого, пахнущего плесенью ветра.

Луций запнулся о лежащую поперек дороги балку и выругался, едва не полетев лицом в грязь. Он уже готов был согласиться, что идея была и правда не лучшей. Он понятия не имел, где оказался. Луций неплохо ориентировался в городе, но угрюмая изнанка Эдеса каждый раз обнажала новые стороны.

Желая испытать удачу в последний раз, Луций скользнул в очередной проулок. Он ожидал найти знакомые места, однако увиденное заставило его резко остановиться. Марк от неожиданности врезался ему в спину, и Луций быстро закрыл ему рот рукой.

В узком проулке стоял мужчина. Его голова и лицо были закрыты, и в сизом полумраке он был похож на призрака. На земле – человек. Живой, но, кажется, без сознания – его грудь вздымалась. Одной рукой незнакомец брезгливо держал его за запястье, а другой умело рисовал Печать Перемещения. Луций не сдержал удивленного вздоха. Маг! И не рядовой: Печать Перемещения – сложная техника, не каждый с ней справлялся. Большинство и не пыталось. А маги, владевшие этой печатью, в подворотнях Нижнего города ошиваться привычки не имели.

Мужчина обернулся на звук и отшатнулся. Незаконченное заклинание рассеялось.

«…последний месяц пропадают Младшие», – пронеслось в голове Луция. Им овладел хмельной азарт. Луций резким движением выхватил из мешочка на поясе черепок с Печатью Боли, сделал шаг вперед и метнул его в незнакомца.

– Tordiĝu en agonio!

Печать сработала. Незнакомца точно скрутило от боли, и он выпустил руку жертвы. Не успело лицо Луция победно просиять, как сила печати рассеялась. Мужчина выпрямился и с неожиданным проворством бросился вперед, занося руку с острым когтем заклинателя.

Луций был достаточно ловким и смог увернуться. Противник похвастаться таким проворством не мог: он двигался неуклюже, будто прежде никогда не дрался.

Только Кастор этого не заметил.

Он увидел, что хозяину грозит опасность, и рывком закрыл его своим телом. В следующее мгновение Луций услышал сдавленное бульканье. Кастор начал падать, и Луций машинально его подхватил.

Прежде чем Луций понял, что произошло, Марк Центо одной рукой отшвырнул его к стене и уже через секунду оказался за спиной у противника. Тренированное тело военного действовало стремительно. Марк обхватил руками шею незнакомца и легко, с омерзительным хрустом свернул ее.

Луцию всегда казалось, что убивать людей – долго. Что после многочасового отчаянного сражения противник получает смертельное ранение, со стоном падает на колени и с тонкой струйкой крови в уголке рта успевает исторгнуть проклятия роду своего врага. И только потом, смиренно прикрыв глаза, отходит в мир иной.

Минуту назад – минуту! – он собирался провести эту ночь, подтрунивая над влюбленным другом.

Кастор лежал на земле с неестественно подогнутыми коленями и, кажется, обмочился. Коготь незнакомца порвал ему щеку и шею до самой ключицы. Сначала кровь вытекала толчками, и худое тело юноши конвульсивно дергалось. Луций видел зубы сквозь рану на щеке, и ему казалось, будто раб смеется. Потом парень обмяк. Лужа крови под ним все увеличивалась.

«Дядя расстроится», – рассеянно подумал Луций.

Оглушающая слабость сковала его. Он был бы рад убежать или проблеваться, но вместо этого прошлепал по теплой луже ко второму телу, склонился над ним и повернул лицо к себе.

И вот тут его стошнило.

Прямо на лицо сенатора Квинта Корвина.

2

Просто благодарность

О чем