Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

– Учишься. – Орхо сел рядом и улыбнулся. – Может и сработать. К ошибкам приводит страх, а вера в удачу этот страх гасит.

– А еще страх помогает выжить, – проворчал Луций, – хотя возничие не слишком к этому стремятся.

– Я не думал, что вы создаете печати сами. – Орхо бесцеремонно подвинул Луция и улегся на скамью, положив голову ему на колени.

– А откуда они, по-твоему, берутся?

– Не знаю, от ваших богов?

Гладкие волосы щекотали колено. Луций не выдержал и спихнул его.

Орхо бесил Луция своей наглостью. После того как Луций вернулся с Рубежа весь в чужой крови, задыхающийся от паники, Орхо перестал даже для проформы изображать субординацию и послушание.

Луций снова надавил на глаза, пока перед ними не поплыли цветные круги, прогоняя сон и тревожные мысли. Дотянувшись до чаши, он сделал несколько глотков.

– Боги ничего не дают добровольно.

– Как ты это делаешь? – Орхо положил руку под голову. Он смотрел на Луция чуть щурясь. – Как создаешь печати?

– Сложно сказать. Я их… подсматриваю? Просто предполагаю, какой должен быть рисунок, какой символ откуда взять, как он должен выглядеть. Я учился Искусству с детства, я просто… вижу, нахожу правильные звуки. Они существуют сами по себе, их просто нужно подобрать, – не находя верных слов, Луций почесал подбородок, – а как талорцы управляют стихиями?

– А как ты дышишь? – усмехнулся Орхо. – Мы не учимся создавать магию, она в нас есть с рождения. Рвется наружу с первым плачем. Она живет в гневе, боли и тоске. В похоти. Мы учимся себя контролировать. Во всем.

– Ваши младенцы устраивают пожары?

– Маленькому человеку маленький пожар. – Орхо рассмеялся. – Если взрослый талорец потеряет контроль, будет куда жарче.

Взгляд Орхо казался Луцию осязаемым.

– Смотри. – Он расчертил над Орхо символ. Узор на несколько мгновений завис в воздухе и рассыпался золотой пылью, которая исчезла, не успев коснуться лица Орхо. – Это Первая Печать.

– И что она делает?

– Ничего, – Луций пожал плечами и расчертил символ снова, – она не делает абсолютно ничего. У нее даже заклинания нет. Это первое, чему учатся дети. Надрезать воздух, зацепить ниточки магии.

Орхо потянулся пальцами к золотым искрам, но они исчезли раньше, чем он успел их коснуться. Луций вздохнул, допил остатки вина и взял со стола пергамент с неудавшейся печатью.

– Думаешь, это сработает на гонке?

– Храбрость против покорности? Уверен. – Орхо забрал у него лист, аккуратно сложил и поднялся. – Много ты поставил?

– Сотню.

– Транжира.

– Помогаю бедным. У Байби наверняка все получилось, а он сегодня проигрался. – Конец фразы утонул в отчаянном зевке. Талорец поймал его пальцы, когда он снова потянулся к глазам.

– Ты не можешь избегать сна вечно.

Луций отвел взгляд.

Сон о Севере больше не возвращался. Яркие краски полыхающего неба поблекли в памяти и забылись. Он казался сказочным – а вот кошмары, которые терзали его каждую ночь с того момента, как он вернулся с Рубежа, дышали реальностью.

Ослепительное пламя, застилающее взгляд. Горячая липкая кровь, покрывающая тело. Разрывающая, прорастающая изнутри корнями огромного дерева агония, а следом за ней – ничего.

Каждую ночь Луций просыпался, захлебываясь собственными криками и хватаясь за горло. Орхо перехватывал его руки, не давая расцарапать кожу до крови, ложился рядом и подтягивал к себе. Луций вжимался в него спиной и молил богов, чтобы проклятый сон о пылающем небе и бесконечном горизонте не оказался пророческим.

Иначе этим кошмарам тоже суждено было сбыться.

– Лучше бы я потратил время на Печать Бодрости. – Луций нехотя поднялся. – Может, сделать себе такое тавро? Почему никто до этого не додумался? Особенно военные. Легионы солдат, которым не нужен сон, ну не сказка ли!

– Сказка, – Орхо потянул Луция в сторону кровати, – не думаю, что тебе первому пришло это в голову.

Луций чувствовал себя как узник перед казнью.

Свернувшись на кровати, он позволил Орхо взять его за руку, с головой накрылся мехом и сдался.

* * *

Эта ночь прошла лучше прочих.

Луций открыл глаза и с трудом разжал затекшие пальцы. Орхо вскинулся и накрыл ладонью его руки. На его коже остались багровые следы от ногтей Луция. За окном брезжил бледный и неуверенный сизый рассвет. Луцию удалось проспать несколько часов. Немного саднило горло, мышцы ныли от перенапряжения. Луций попытался ухватиться за расплывающиеся образы кошмара, но не смог. Даже касаться этих мыслей было почти физически больно. Пламя, агония, горе и удушающий страх – ни причин, ни контекста. Каждую ночь одно и то же.

– Засыпай, – сказал Орхо, разминая шею. Он сидел у кровати, прислонившись к стене. Под глазами залегли тени. – Еще рано.

– Не смогу. Ты сам-то спал?

– Мне хватит, – Орхо поднялся, – принести воды и завтрак?

Луций удержал его за руку, чувствуя под пальцами припухшие царапины.

– Справлюсь сам. Хочешь, спи здесь.

Орхо медлил, но, когда Луций встал и бросил на него настойчивый взгляд, опустился на подушки.

– Не сбегай, – пробормотал он, утыкаясь лицом в меховое покрывало. С легкой завистью Луций смотрел, как легко Орхо погружается в сон. – А вздумаешь опять следить за Корвинами, бери меня с собой.

– Жизнь дороже, – отозвался Луций.

От семейства Корвинов он давно решил держаться подальше. Пусть хранят свои грязные секреты, он в них больше не полезет.

Луций смотрел на спящего Орхо, пока туман в голове не рассеялся окончательно. Размяв ноющее тело, он направился на кухню. Заспанные рабы дяди долго извинялись за то, что не могли предложить ему ничего лучше остатков вчерашнего ужина, но ему хватило и этого. Набрав на тарелку разной снеди, он уселся завтракать прямо во дворике. Раздражало все. Однообразные вопли косяков уток над головой. Показавшееся из-за горизонта переменчивое бледное солнце. Вяленый окорок с серпом застывшего жира и утопленная в едком гаруме печеная луковица. Раздражали тошнота, головная боль и ноющая от ночных судорог шея.

Раздражение дарило какую-никакую, но бодрость.

Он долго думал над печатью для пари, и ему ничего не приходило в голову. Что может помешать лошади? Что может помочь колесничему? Талант Байби был не только в том, чтобы просто сконструировать оригинальную печать, но и в том, чтобы найти новую идею. Луций долго пытался выжать из себя хоть какой-то замысел. Начертил конструкцию повозки, раздумывал над задачами возницы, но в итоге все же оставил первоначальную мысль, решив положиться на сомнительную Печать Храбрости. В конце концов, это была не последняя его сотня денариев. Уязвленная гордость обойдется еще дешевле.

Солнце стремилось к зениту, а Орхо все еще спал, спрятавшись от его навязчивых лучей на дальней стороне кровати. Меховое одеяло давно