Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

Ладони Луция пронзила острая боль – он впился в них ногтями и заметил это, только когда кончики пальцев стали липкими от крови. Затылок сковала ярость, от которой потемнело в глазах и замутило. Луцию до дрожи захотелось влететь в зал и разбить голову Центо о хрустальный стол. Выродок. Жалкий, мстительный подонок. А Луций – просто идиот, который в упор не замечал очевидного.

Марку пришлось убить Квинта, потому что тот скомпрометировал себя. Он принуждал Луция оставить Корвинов в покое. А сейчас ему так удобно сделать из Орхо козла отпущения, чтобы отвести подозрения от себя и своих патронов.

Тит Корвин задумчиво постучал по столу кончиком столового ножа.

– Я много раз сталкивался с пасынком Тиберия. Он производит впечатление человека весьма разумного, – сказал он наконец, – впрочем, он юн и в силу юности наивен.

– Если подумать, звучит убедительно, – Гней Арвина раскрутил вино в чаше, – подобраться к юнцу и воспользоваться его глупостью и праздностью. В этом возрасте они тупы, как телята. Знаю по своему сыну, а они с Луцием дружны. Якшаются со всякой швалью, – он поморщился, сделал глоток и махнул рукой, – кто угодно может сесть им на хвост, помозолить глаза, а вечером явиться якобы с посланием от господина. Удар по затылку. И все, дело сделано.

– Они маги, Гней, у них есть тавро. Их нельзя просто ударить по голове, – проворчал Кальвин, – и думай, с кем говоришь. Марк их ровесник.

– Не хотел оскорбить вас, трибун, – Арвина почтительно кивнул Марку Центо, – все ягоды зреют в разное время. А что до затылка, не так сложно купить оружие с Печатью Силы. – Он поднялся с ложи, согнав присевшую на край девушку с кувшином. – Прошу меня извинить, я отлучусь.

Гней вышел. Талия проводила его взглядом, в котором Луций успел заметить едва прикрытую вежливостью ненависть. Госпожа Клио поднялась со своего места рядом с Титом Корвином.

– Довольно говорить о делах, тем более о таких печальных, – глубоким голосом произнесла она, – сегодня мы здесь ради музыки и удовольствия.

Она хлопнула в ладоши. Часть лотийских рабынь принялась освобождать столы, другие выносили основные блюда. Пока девушки умещали на столе огромного запеченного павлина и фаршированных орехами молочных ягнят, консул откинулся назад и, подумав, повернулся к Публию.

– Приведи ко мне раба твоего брата после выступления в Сенате, – Тит Корвин повернулся к Публию, – вдруг в словах Центо и правда есть зерно смысла. Выйдет хорошая история. А если нет, от него все равно стоит избавиться, пусть не компрометирует мальчика.

Сердце Луция бешено колотилось. Он вцепился в неровный край щели, вдавливая пальцы в камень, и не мог заставить себя пошевелиться. Отрешенно следил за тем, как оживляется пир и патриции, причмокивая, растаскивают куски мяса по тарелкам, пока не поймал взгляд Талии. Она усаживалась с кифарой, готовясь к выступлению, и смотрела прямо на него, хоть и не могла знать, ушел он или остался. Впрочем, почему не могла – наверняка догадалась, что никогда Луций не упустит шанса узнать то, что знать не должен.

В ее глазах была тревога и безмолвный призыв – беги.

Луций побежал. Рванул по узкому коридору, угадывая направление по очертаниям комнат, которые видел сквозь щель. Внутренние коридоры ветвились. Они были в каждой стене Лотии, и Луцию пришлось замедлиться, чтобы не сбиться с пути. Ярость отступила и приглушенно клокотала в груди. Он думал.

Орхо с ним не видели уже пару недель. Если он уйдет сейчас, можно будет сказать, что его нет уже давно. Единственные, кто может свидетельствовать об обратном, – дядины домашние рабы. Вряд ли Публий станет дотошно их расспрашивать. Но их молчание стоит купить. Еще стоит купить нового раба. На Нижних улицах, чтобы не засветиться на популярных рынках. Лучше девицу посимпатичнее – раз уж его считают наивным оболтусом, пускай считают и дальше, что он сменял раба-охранника на девку, которая будет греть ему постель. А Орхо отправить в Тиришар или Сегман. Тогда они оба будут в безопасности. Исчезнут кошмары. Изменится будущее.

С Марком Луций разберется позже. Мысли о мести тешили ненависть, поселившуюся в груди, превращали ее рокот в ласковое урчание. Пробираясь к покоям Талии, Луций чувствовал, как от злой улыбки сводит скулы.

– Какого хера ты здесь делаешь?

Он вздрогнул.

Низкий ледяной голос с характерной хрипотцой раздался прямо над его ухом, и он сжался, увидев сквозь щель металлический блеск платья госпожи Клио.

В его голове пронесся десяток возможных оправданий, и он уже открыл рот, чтобы выдать самое нелепое…

– Вышел проветриться, – голос Гнея Арвины сочился ядовитым гневом, – посмотреть, как живет шлюха, которая клеится к моему сыну.

Он стоял у открытой двери покоев Талии.

– Ах да, твой единственный наследник, – мурлыкнула госпожа Клио, – позаботься о том, чтобы он держал член в штанах.

Гней сорвался с места и занес над ней руку. Она перехватила его локоть и заломила, швыряя сенатора в стену в шаге от Луция. Тот отшатнулся и задержал дыхание, боясь произвести хоть шорох.

– Тебе самой не противно, Сайна? Класть свою дочь под него, – процедил Гней сквозь зубы.

– Много чести, – на ее губах расцвела пугающе нежная улыбка, – поработай над вторым. Впрочем, погоди, ты же не можешь.

– Ты сука. Дикая гнилая сука.

– Сука завела себе хозяина. И сейчас он зовет тебя к ноге.

Госпожа Клио отступила к стене, с насмешливым поклоном пропуская Арвину. Тот одарил ее тяжелым взглядом, но вышел. Сайна отправилась следом.

Луций наконец выдохнул.

Дождавшись, когда стихнут шаги, он добрался до конца щели, который располагался в комнате Талии, начертил открывающую печать и наконец вырвался из узкого каменного лабиринта.

На письменном столе Талии лежал ворох исписанных листов с перечеркнутым и вымаранным текстом – черновики письма. Похоже, два его друга влипли в весьма трагичную любовную драму. Два его последних друга. Луций достал из пояса запечатанное письмо Талии. Может, не стоит отдавать его Праймусу. Если отец ограничит его, парень помучается и оставит свою идею, да и Талия тоже. Время гасит страсть, она затухает без подпитки, как прогоревшие угли.

Луций ловко спустился по стене, нашаривая пальцами знакомые выступы. Спрыгнув во внутреннем дворе Лотии, он вдохнул холодный туман и направился домой узкими проулками. Он бережно нес свою уверенность, точно воду в пригоршне, проговаривая в голове то, что собирался сказать. Замер у прорехи в заборе. Помедлил. Нырнул в густые лианы плюща. Липкие листья цеплялись за волосы. Выбравшись из ограды, Луций вздохнул и двинулся к дому.

Шорох заставил его поднять глаза. Орхо спрыгнул прямо перед