Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

Взгляд Талии невольно соскользнул ниже. Ворот туники лишь наполовину скрывал шрам под ключицей, который резко выделялся на фоне бледной оливковой кожи розоватым теплым блеском. Рельефный, неровно-круглый, он заставлял представить, как разрывается кожа и связки, слышать треск ломающихся костей, от которого холодело нутро.

Эдера выглядел чудо как хорошо. Он был отличным лжецом.

Услышав ее шаги, Луций оторвался от бумаг и рассеянно посмотрел на нее, а потом приветливо прищурился.

– Теперь ты врываешься ко мне без приглашения, Прекрасная? – Он сладко потянулся, выгибая позвоночник, и похлопал по кровати, приглашая Талию сесть. – Матушка знает, что ты здесь?

– К сожалению. – Талия забралась на кровать и взяла один из свитков. Это был чей-то путевой дневник или черновики мемуаров. Она сдвинула бумаги в сторону и, не удержавшись, провела рукой по шраму Луция. Кожа слегка пульсировала и на ощупь была горячей. – Есть смысл спрашивать, в порядке ли ты?

От прикосновения Эдера слегка поморщился. Не болезненно, а скорее стыдливо, как будто жест девушки показался ему неуместно интимным. Он неопределенно повел головой и с отстраненным видом посмотрел в окно.

– Знаешь, на Севере у ханов есть традиция брать себе соколов, – помедлив, сказал он как-то невпопад, – это… что-то вроде советников. Друзей, которые не выбирают слов, когда нужно оспорить сомнительное решение хана, но всегда остаются на его стороне. «Становятся его крыльями, но не боятся клевать его». – Эта фраза явно была цитатой, которую он произнес с легкой насмешкой, и вдруг пристально посмотрел на нее. – Ты на моей стороне, Талия?

– А ты возомнил себя ханом? – Она усмехнулась и растрепала его медовые волосы. – Мне больше нравится часть про критику и клевание. Я бы с удовольствием выклевала тебе печень за то, что ты натворил, да только меня опередил твой раб.

Непривычные чувства смущения, вины и благодарности ворочались в ней, не находя себе места, и лезли наружу сарказмом. Сокол, конечно. Трусливая куропатка. Можно ли быть на чьей-то стороне, если никто в этом тандеме условного доверия не был и не будет до конца честным?

Талия поглядела на Луция со всей теплотой, на которую была способна. Ее было немного.

– Прости меня. Если бы я не…

– Не будь пошлой, – отмахнулся Луций, – нет ничего хуже, чем извинения за то, что не в твоей власти. Это обесценивает само понятие вины. Оставь их на случай, когда накосячишь по-настоящему.

– Во что ты вляпался, Эдера?

– Подумай о том, что уже знаешь, и спроси меня снова, – он растянул тонкие губы в неожиданно мрачной усмешке, – действительно хочешь, чтобы я ответил?

Талия помедлила. Ей стало не по себе. Спроси она Луция еще раз, Сайна узнает его ответ.

– Нет, – ответила она, – я хочу знать, передал ли ты письмо.

– Все сгорело. – Луций не слишком виновато улыбнулся и развел руками. – У меня были причины не сделать этого сразу, но сейчас они уже неактуальны. – Он поднялся с кровати и, шутливо поклонившись, пригласил ее к письменному столу. – Пиши новое, Прекрасная. Я держу слово. Если все еще считаешь это хорошей идеей в свете последних событий. Папочка нашего Париса оказался хуже, чем я ожидал.

– Не тебе критиковать мои идеи. Особенно в свете последних событий, – бросила Талия, пересаживаясь в кресло. Подготовив чистый лист, она задумчиво посмотрела на него. Тот принялся раскладывать по порядку записи дневника, разбросанные на кровати. Разглядывал их на просвет, задумчиво хмуря брови. – Я так и не поблагодарила тебя. Я перед тобой в долгу.

Луций одарил ее похабной улыбкой и томно мурлыкнул.

– Я найду, как распорядиться твоим долгом.

Талия скептически покачала головой, сдерживая смех. Покуда эта шельма ерничает, что-то живое в ней еще теплится.

Текст послания Праймусу она помнила наизусть. Рука двигалась сама собой. Лишь изредка ее пронизывала дрожь. Талия словно не до конца верила в реальность происходящего – пока письмо не было передано, все было сном. Абстрактной мечтой. Это чувство окутало ее, заглушило подступивший было страх и старые сомнения.

– Сколько печатей ты можешь контролировать? – когда она закончила, спросил Луций. Он сидел на краю кровати, вытянув длинные ноги, и смотрел на нее, чуть склонив голову.

– Стабильно – четыре. Максимум пять, но могу сбиться. А что?

– Ничего, просто я выяснил, что, оказывается, я крайне дерьмовый маг. Я даже не знал, что такое возможно. – Он поднялся одним упругим движением и по-кошачьи подошел к ней с заискивающим видом. В глазах цвета первого льда плясали лукавые искры. – А вот ты, Прекрасная, владеешь печатями лучше многих.

Талия отложила стилус и перевернула листок, скрывая улыбку. Луций, которому что-то было нужно, был ее любимой версией Луция. Иногда ей было даже жаль, что он не входил в длинный список ее поклонников. Вот кто был искушенным льстецом.

– Я лучше всех, Эдера. Давай честно, если бы меня не… в общем, при прочих равных, я контролирую печати лучше всех, кого ты знаешь. Нет, ты не так плох, и скорость у тебя выше, чем у большинства военных, но до меня тебе расти и расти.

– Я знал Биолу. – Он колюче улыбнулся.

– Биола был умницей, но создавать заклинания и пользоваться ими – это разные навыки, – откинувшись на спинку кресла, Талия начертила печать барьера, даже не глядя на орнамент, – вы оба слишком полагаетесь на талант и пользуетесь магией едва ли не интуитивно, но Искусство – это не интуитивная магия. Это как… – она помедлила, подбирая сравнение, – танец. Можно иметь врожденную пластику, но хороший танцор техничен. Он отработал движения до автоматизма и имеет множество разных в своем арсенале. Продолжая метафору, контроль нескольких печатей – это как растяжка. Своего рода магический шпагат, который ты тянешь постепенно. А, к примеру, нанесение тавро – статичные позы.

– Ты еще и тавро умеешь делать? – Луций вскинул бровь и рассмеялся. – Роза моя, тебе настолько скучно живется?

– Я Гнев Богов умею делать, патриций, – надменно усмехнулась она, – я умею умножать печати, и я умею шептать заклинания, не теряя их силы. Во всем этом сраном городке я уступаю разве что Гаю Корвину да парочке боевых магов вроде Коракса или Брусселия. Может, еще старикам, но они не в счет. Пусть их тела не одряхлели, но мозги давно превратились в кисель. Никому нет дела, что они умели в прошлом столетии. Гней Арвина застал меня врасплох, но в иных