Неваляшка - Елена Волынцева

– Ладно, – Ванчес хлопнул в ладоши, – раз пришли, давайте дело делать.

Они разом поежились, как будто температура мгновенно упала градусов на десять. Славе вдруг до ужаса захотелось домой. Или не домой, а просто оказаться подальше отсюда – да хоть на том же вокзале на поезда поглазеть.

– Мне домой нужно, – сказал Дрончик, независимо сунув руки в карманы.

– И мне.

– И мне.

– Медвежатник от бога, Ванчес, – попробовал Слава.

Но Ванчес покачал головой.

– Обчищать надо пустые дома, а там явно есть кто-то. А если вдруг нет – это выглядит как дом с сигнализацией. Ну и еще – тут без шансов перелезть, нам этот забор топором рубить прикажешь? Надо тебе – сам руби, могу даже показать, где топор взять, – у теть Нины сарай не запирается.

Слава мог бы попробовать взять его на слабо. Легко смог бы – что его, что Стеблюка. Дрончика было чуть сложнее, но нет ничего невозможного, если ты долбанутый. Но ему не хотелось. Ему хотелось уйти. Или даже убежать.

– Ладно, – вздохнул Слава. – Подсадите меня, чтобы я через забор перелез, и валите, дальше я сам.

Они переглянулись. Стеблюк грустно потер плечи – он был килограммов на пятнадцать тяжелее Ванчеса или Дрончика.

– Ладно, – все-таки согласился он. – Но будешь мне должен, Горячев.

Спустя минут пять крайне неловкой возни Слава стоял у Стеблюка на плечах. Поганый забор подрос примерно на полсантиметра прямо у него на глазах. Слава поднялся на цыпочки и все-таки зацепился за край. Подтянулся, слыша, как пацаны внизу громко дышат, перекинул одну ногу, потом вторую. По другую сторону забора на участке было абсолютно темно, даже дома не разглядеть. Глубоко вдохнув, Слава нырнул в эту темноту.

Он как будто бы летел очень долго. Успел подумать, что наверняка переломает ноги, а если даже нет – что колдун услышит шум. А еще – что надо бы перестать называть Никиту колдуном: вдруг это дает ему какую-то дополнительную силу? Раз уж Слава решил верить в детские сказочки, эта ничем не хуже.

Удариться о землю оказалось на удивление не больно, как будто у Никиты под забором было болото. Но это вряд ли – потому что сам Никита стоял над ним. Над крыльцом зажегся фонарь, и этот тусклый свет вернул Славе и очертания дома, и забор, и лицо самого Никиты – самодовольное и тупое, как обычно.

– А ты смелый, – сказал Никита. Протянул ему руку, чтобы помочь подняться.

Слава не принял ее, вскочил сам.

– Что ты сделал с моей сестрой?

– Не понимаю, о чем ты.

Слава схватил Никиту за плечи, пользуясь тем, что он на полголовы выше. Тряхнул один раз, второй – а потом ладоням стало очень больно, как будто он на горячие утюги опирался. Пришлось шипеть и трясти руками. «Это ненастоящее, – заставил он себя думать через боль. – Настоящий здесь только Никита, сосредоточься».

– Верни ее. Сделай человеком.

– А почему ты решил, что она перестала быть человеком?

Голос Никиты звучал издевательски напевно и тихо. Надо было в рожу ему дать, а не за плечи трясти. Может, хоть нос бы ему разбить успел. Или сейчас рискнуть и попробовать? Слава сглотнул. Говорить было сложно – драться намного проще, несмотря на опасность колдунских спецэффектов. Как будто в него не вовремя вселился дух Стеблюка.

– Например, потому что у нее хвост и жабры?

– То есть человека делает человеком наличие ног и легких, я правильно понимаю?

Слава все-таки замахнулся на него, но шевелиться стало очень сложно. Он сумел поднять руку, сжать пальцы в кулак, но Никита отступил на пару шагов и, скрестив руки на груди, наблюдал за его мучениями. Это было похоже на страшный сон, в котором ты убегаешь от маньяка, но бежишь по-черепашьи медленно.

– Нормально скажи, – процедил Слава. – Что мне сделать, чтобы ты ей помог?

– Для начала – не лезть, куда не просили.

Слава изо всех сил рванулся к нему, но двигаться все еще было тяжело. Ухмыльнувшись, Никита сделал шаг в сторону.

– Еще – не делать выводов о том, чего не знаешь.

– Да что тут можно знать! Верни, как было, ясно тебе?! Или ты чего хочешь – в пруду каком-нибудь ее поселить?!

Слава рванулся к нему изо всех сил. Мышцы предупреждающе вспыхнули такой болью, будто он с бодуна пытался на спор поднять старый «жигуль», но все это было неправдой, неправдой, неправдой! Если не верить в дурацкое колдовство – у него не будет над тобой власти.

Между ним и Никитой не было ровным счетом ничего, только совершенно чистый, аккуратно подстриженный, как в долбаной Москве, газон. Спотыкаться тупо не обо что! Но Слава все равно навернулся, судя по ощущениям – чуть ли не о чугунную гирю, и упал носом в землю. Он попытался повернуть голову, чтобы не измазаться в издевательски выступившей между травинками земле, и шею сразу же предупреждающе защемило, как в детстве, когда он умудрился вывихнуть ее, просто разворачиваясь на кровати к будильнику. В больнице над ним посмеялись, надели гипсовый ошейник, и весь месяц, который Слава в нем прощеголял, старшаки дразнили его щенком.

Слава сжал зубы, чтобы земля не набилась хотя бы в рот, и продолжил вырываться, несмотря на боль. Наверное, со стороны он выглядел как полураздавленный таракан, но вообще-то было по фигу. Если бы не Никита, нависающий над ним и презрительно кривящий губы.

– С тобой невозможно нормально разговаривать. Так что воспользуюсь языком, который ты понимаешь. Я вызвал ментов, еще когда вы у забора кочевряжились. В покое меня оставь.

– А Дашка?

– Разберусь.

– Разберется он, как же.

Это прозвучало так позорно, так по-детски, что нужно было попробовать врезать Никите еще раз, чтобы компенсировать. Или хотя бы пригрозить ему, только вот чем? Чем вообще можно пригрозить человеку, который в режиме реального времени выращивает заборы и превращает тебя в увязшую в смоле муху? Потом разотрет каблуком этот кусок янтаря и пойдет дальше.

Ментовская бибикалка вопила особенно громко, как будто в этом и был смысл ментовских машин – ездить по городу и вызывать у всех головную боль этими визгами. А когда голова болит, какие могут быть преступления?

Никита схватил Славу за шиворот и поволок к калитке. Ноги послушно пошли, как заколдованные. Тело стало тяжелым, словно весило двести кило вместо восьмидесяти, но Слава все равно не оставлял попыток вывернуться. Уже у ворот ему это почти удалось, и он тут же попытался врезать Никите по челюсти, но тот увернулся и сам ударил Славу в солнечное