Неваляшка - Елена Волынцева
По ту сторону забора было неожиданно многолюдно. Сморгнув слезы, Слава разглядел троих курящих ментов, неприметных то ли профессионально, то ли просто так, из-за собственной непримечательности. Четвертый мент держал Славу за плечо – и шлепнул по руке, когда он поднял ее вытереть слезящиеся от удара глаза. Еще он рассмотрел каких-то бабок на заднем плане: розовые кофточки, серые платочки – как будто они закупались в одном магазине, три по цене двух или вроде того. Присутствовали также пара пахнущих перегаром мужиков с неопрятной щетиной и девчонка детсадовского возраста с жутковато счастливым видом на трехколесном велике. А на переднем плане, понурившись, стояли Дрончик, Стеблюк и Ванчес.
.
Они пытались убежать – точнее, были уверены, что убегают. Но приехавшие менты увидели, как трое парней шагают на месте, как на физкультминутке в первом классе. (Про физкультминутку мент повторил раза три, каждый раз подхохатывая. Наверное, что-то личное.) Из-за этого шагания менты были уверены, что они под наркотиками – и Слава даже их понимал. Когда Дашка начала затирать ему про магию, он тоже сначала решил, что она под наркотиками. Это было бы куда логичнее и проще, а, как известно, никто не обожает простые решения больше, чем менты.
– Распространение вам дадим, – радостно повторял долговязый бритый под ежик мент, записывая что-то в тетрадку с мультяшным ежиком на обложке. – Тебя организатором сделаем, – кивнул он на Дрончика.
– Почему меня?
– Лицо, обезображенное интеллектом. – И мент снова заржал, искренне, как будто только что придумал эту шутку.
Кабинет, в котором они теперь сидели, был очень похож на кабинет завуча, даже портреты на стене выцвели одинаково, а на подоконнике так же медленно умирал фикус. Стулья под ними пахли пылью и трухляво скрипели. Наверное, если под кем-то из них у стула отвалится ножка, бритоголовый мент вообще обоссытся от смеха.
– Мы чисты, начальник, – Ванчес цокнул языком, – так что не прокатит у тебя ничего из этого.
– Они вообще просто стояли около забора, – кивнул Слава.
Хотелось есть и спать – с другой стороны, смотреть на заплаканную мать и Дашку под водой не хотелось. А Ванчесу, наверное, не хотелось к пьяному папке – поэтому они с ним были такие спокойные. Дрончик смаргивал слезы и жалобно шмыгал носом, Стеблюк ерзал на стуле, подсунув ладони под задницу, – забавно, Слава был уверен, что его уже арестовывали.
– Утром придет медсестра кровь брать, проверим. – Мент подмигнул им. – А переночуете в обезьяннике.
Слава надеялся, что хотя бы обезьянник не будет похож на их школу: смена обстановки вроде бы способствует профилактике депрессии. Но наверняка он как их физкультурная раздевалка, только с решетками.
– Паспорта с собой? Давайте ваши полные имена, даты рождения, адреса, контакты родителей. – Мент вздохнул, как будто его кто-то от любимой компьютерной игрухи оторвал.
– Можно без родителей? – грустно спросил Ванчес.
– Нельзя, – сладко улыбнулся мент.
– А позвонить можно? – уточнил Слава.
– Адвокату своему? – заржал мент. – Валяй.
Слава думал потом, почему он вообще вылез с этим звонком. А если уж вылез – почему не попросил кого-нибудь из Дашкиных знакомых его отца изобразить? Могло бы прокатить, иногда ведь прокатывало. Или же он мог позвонить своему настоящему отцу, они всего года четыре не разговаривали, возможно, он еще помнит, кто Слава такой. Звонить маме было бы плохой идеей: для нее сын в обезьяннике явно станет куда худшей новостью, чем дочь с рыбьей чешуей. Потому что про дочь, по крайней мере, вряд ли соседи догадаются, а вот сын опозорит на веки вечные славный род Горячевых, и двери в любой благородный дом будут перед ними навеки закрыты.
– Доброй ночи, – сказал Слава в трубку. – Скажите, вы ведь не исключите нас из школы, узнав, что мы под арестом? Я мог бы вообще ничего вам не говорить, но, сами понимаете, о таком все-таки лучше узнавать от своих, чем в подворотне.
Мент смотрел на него без всякого выражения. Зато Дрончик, Стеблюк и Ванчес напоминали Гамлетов, а Слава как будто стал их мертвыми отцами. То есть отцом. Гамлета.
– Ты совсем того, – тихо констатировал Стеблюк.
Пижон в телефоне молчал, хотя думал, наверное, то же самое. Но вслух он невозмутимо попросил Славу назвать адрес.
– Ты только что сделал все раз в десять хуже, Горячев. – От потрясения у Стеблюка проявились, кажется, математические способности.
– Зато хвост по частям не отрубать, – туманно добавил посеревший Дрончик.
– Сгорел сарай, гори и хата, – подытожил Ванчес.
Слава подумал, что Ванчес похож на толстовских персонажей. Если бы менты бросили в острог какого-нибудь Платона Каратаева, он тоже до отупения смотрел бы в окно и утешался пословицами. Может быть, они все сейчас как некрасовские мужики. Кому там весело живется на Руси? Слава считает, что Никите вот живется незаслуженно хорошо, а Дрончик бы сказал – менту. Хотя этому менту тоже вряд ли так уж хорошо живется. На него, наверное, начальство давит, раз уж он хватает пацанов просто за то, что те у забора стоят. Это у Славы стокгольмский синдром, да?
– Я пить хочу, – жалобно сказал Дрончик.
Мент молчал.
– Пожалуйста?
– А я домой хочу, – в тон ответил мент. – И что?
Стены в кабинете были хилого желтого оттенка и с белой полосой под потолком, как будто не хватило краски. Интересно, попадала ли вот так когда-нибудь Дашка? Она всегда была у матери на хорошем счету, но Слава-то слышал, как она по ночам убегала. Он иногда ставил будильник часов на пять утра, чтобы подсмотреть, как Дашка влезает в окно обратно – пахнущая дымом от костра или бензином, лохматая, сонная и довольная. Представлял, что он подрастет чуть-чуть и тоже так будет. А теперь подрос и тусуется в ментовке. И лазает по заборам вместо окон. Бойтесь своих желаний.
Стеблюк принялся грызть ногти – остервенело, как будто накидываясь на долгожданный шашлык. Славе вдруг захотелось сказать им что-нибудь простое и сопливое, как в советских фильмах: «Спасибо, что пошли со мной. Простите, что не предупредил про колдуна, но вы ведь все равно
