Родная земля - Виктор Ступников

Где-то в глубине души Чебек всегда подозревал, что его любимого племянника сгубит норовистый характер. Но теперь, когда это все же произошло, он не мог поверить в правдивость произошедшего. Даже две сексапильные молодые красавицы не могли его утешить сейчас.

Вода в джакузи, еще недавно ласковая и расслабляющая, внезапно показалась Чебеку жидкой грязью. Он тяжело поднялся, сбрасывая с себя брызги, как слон — грязь с хребта. Девушки испуганно притихли, прижавшись друг к другу. Они видели на его лице не гнев, а что-то худшее — ледяную, бездонную пустоту.

— Вон, — бросил он одно слово, даже не глядя на них.

Они выскочили из воды, схватили полотенца и, путаясь в них, умчались прочь, оставив за собой мокрые следы.

Чебек стоял, тяжело дыша, его тучное тело вдруг стало чужим и неподъемным. Он подошел к огромному панорамному окну, за которым раскинулся ночной город, усыпанный огнями. Его империя. Его владения. Но сейчас они казались ему картонными декорациями.

Он поднес ладони к лицу. От них пахло хлоркой и дешевым парфюмом девушек. Этот запах вызывал тошноту. Он всегда окружал себя молодостью и красотой, пытаясь заглушить горечь, которую принес ему его собственный Дар — Дар Чтения Судьбы. Он видел нити возможных будущих, но был не в силах сплести их по своей воле. Он видел и гибель Байрака. Но будущее — это веер путей, и он до последнего надеялся, что племянник свернет на другую тропу.

Надежда умерла.

И теперь в тишине роскошного особняка в нем закипало нечто иное. Не боль, не скорбь. Ярость. Холодная, целенаправленная, как клинок ассасина.

Его дар тихо нашептывал ему сейчас в ухо, что в одной из троп обидчик его любимого племянника — князь Прохоров Михаил — лежит поверженный на земле в собственной лужи крови.

Этой единственной нитью Чебек и планировал воспользоваться.

Глава 15

Сознание возвращалось ко мне медленно, будто продираясь сквозь слой липкой, холодной ваты. Первым ощущением была боль. Она была везде — разлитая, глухая, пульсирующая. Голова раскалывалась, будто после многодневного запоя, мышцы ныли, а во рту стоял мерзкий, горько-сладкий привкус дурмана и желчи.

Я лежал на спине, уставившись в серое, предрассветное небо. Где-то рядом слышалось тяжелое, прерывистое дыхание.

— Очнулся, — это был хриплый голос Константина.

Я попытался приподняться на локте, и мир поплыл у меня перед глазами. Рука не держала, и я снова грузно рухнул на спину, вызвав новый шквал боли в ребрах.

— Лежи, герой, — послышался голос Громова. — Пока не развалился.

Я повернул голову, преодолевая тошноту. Мы были на том же месте. Картина была удручающей: земля взрыта и истоптана, повсюду валялись тела бешеных, некоторые обездвижены, некоторые ещё дергались в последних судорогах. Воздух пах озоном, кровью и смертью.

Сержант Громов, прислонившись к обгорелому пню, зажигал сигарету дрожащими руками. Его униформа была порвана, лицо в ссадинах и саже. Орлов, сидя на корточках, тупо смотрел перед собой, его измазанные землей пальцы судорожно сжимали и разжимали комок мха. Пётр лежал в позе эмбриона, его плечи мелко тряслись.

И только Константин сидел прямо, его старческое тело напряжено, а взгляд был прикован ко мне. Тот самый взгляд, полный не благодарности, а тяжёлой, неотступной тревоги.

— Сколько… прошло? — с трудом выдавил я, голос был чужим, прокуренным до хрипоты.

— Минут двадцать. Не больше, — отозвался Громов, затягиваясь. — Он… ушёл?

— Отступил, — поправил Константин, не отводя от меня глаз. — Не ушёл. Отступил. Это большая разница.

Я понимал, что он имел в виду. Уйти можно, удовлетворившись или потеряв интерес. Отступают, чтобы перегруппироваться и атаковать снова. Тёмный не был существом, которое теряет интерес.

— Надо двигаться, — прошептал я. — Пока он не вернулся.

— В каком состоянии? — Громов мотнул головой в нашу сторону. — Ты сам на ногах не стоишь. Парень в истерике. Старик еле дышит. Куда двигаться?

— Умрём здесь, если останемся, — возразил Константин, наконец оторвав от меня взгляд и окинув взором лес. — Он почуял кровь. И кое-что ещё. — Его взгляд снова скользнул по мне.

С невероятным усилием я перекатился на бок и поднялся на четвереньки. Тело протестовало, каждый мускул кричал от боли. Дурман отступил, оставив после себя чудовищную опустошённость. Внутренний источник энергии, обычно тлевший ровно, теперь напоминал выжженный уголь. Я был пуст.

— Встать… всем, — скомандовал я, голос сорвался на полуслове. — Орлов! Приведи в чувство Петра. Громов, собери оружие, что найдёшь.

Подняться на ноги было подобно подвигу. Мир кружился, и я вынужден был опереться на Громова, который молча, с каменным лицом, подставил плечо. Орлов, похлопывая Петра по щекам, уговорами и угрозами заставил того встать. Пётр выглядел потерянным, его глаза были стеклянными, но он хотя бы слушался.

Мы двинулись. Медленно, спотыкаясь о каждую кочку, оставляя за собой кровавый след на потрёпанной земле. Лес, ещё недавно бывший ареной битвы, теперь казался неестественно тихим. Затаившимся. Давление Тёмного исчезло, но его присутствие витало в воздухе, как запах грозы после дождя.

Я шёл, почти не видя дороги, целиком сосредоточившись на том, чтобы ставить одну ногу перед другой. Мои мысли возвращались к одному и тому же — к дурману. К той всесжирающей силе, что на несколько минут сделала меня равным Тёмному. И к цене, которую я за это заплатил.

Я украдкой взглянул на свою правую руку. Кожа на внутренней стороне ладони, откуда вырвалась нить хаоса, была покрыта тонкой паутинкой чёрных прожилок, будто обожжена изнутри. Я сжал кулак — пальцы слушались с трудом, будто чужие.

— Куда мы теперь? — хриплый шёпот Константина раздался рядом со мной.

— Мы возвращаемся в деревню, а ты, старик, может пойти с нами или дать ответ здесь и сейчас, где ты спрятал ключ.

— Я покажу, — хмуро произнёс он.

Мы брели, словно призраки, через лес, который затаил дыхание. Каждый хруст ветки под ногой отдавался в тишине оглушительным грохотом. Громов, опираясь на ствол берёзы, жестом остановил нас. Он прислушался, его уставшее лицо стало ещё суровее.

— Ничего не слышно, — прошептал он. — Ни птиц, ни зверья. Как в склепе.

Константин, бледный как полотно, кивнул, его глаза бегали по опушке.

— Он выслеживает. Играет с нами. Чувствуешь? Лёгкость-то какая… Неестественная. Это он вытянул из леса всю жизнь. Притаился и ждёт.

Я прекрасно понимал, о чем он говорил, ведь уже испытывал все те же ощущения в прошлой жизни, когда война с Тёмными только начиналась.

Пётр, шедший сзади, всхлипнул. Орлов грубо толкнул