Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули
– Ты не думал о полномасштабном наступлении на врага? Всем что есть.
Газкулл этим не увлекался. Говорил, что до сих пор всю войну пытался заставить клановых боссов – всех, кроме, разумеется, Стратугрума – понять, что есть другие тактики кроме лобовой атаки на противника. Но все же, сидя и думая надо всем этим, он только получал головные боли, и, мне кажется, он подозревал, что богам становится скучно. Так что я сказал ему просто сделать то, чего он хотел. Он, в конце концов, был орком. А орки так и должны поступать.
Босс какое-то время молчал. Потом дернул головой вбок, будто что-то только что заметил.
– У меня была идея, – сказал он. – Что я сказал, там, в зале? Про размышления, когда должен заниматься делом? – этого никто не говорил. Я об этом подумал. Но вслух не сказал, так что это было странно. Но вам бы хотелось поправлять Газкулла на этот счет? Так и думал, что нет. Потому я кивнул.
– Мне нужно просто... занять себя. Боги не скажут как, потому что это так очевидно, что я сам должен был понять. Нужно просто делать то, что я хочу. Они будут услышаны через это. И что же я хочу? Думаю, большой атаки. Всем. На юг. Извергаются вулканы, поэтому будет чертовски трудно. И там еще те джунгли... – Газкулл кивнул, сделав решение. – Да. Будет здорово. Очень здорово. Я возьму одного из тех гаргантов и двинусь на юг. Неси знамя.
Я почувствовал облегчение, вроде того, когда перебираешься через забор мека как раз в тот момент, когда сторожевой сквиг уже должен тебя сцапать. С Пророком все было хорошо. Позволить мне дать совет – одно дело, но, последуй он ему, не думаю, что моя вера в него осталась бы прежней. И да, я понимаю, что он в каком-то смысле последовал моему совету. Но он прошел через мозг босса и вышел, как его решение, так что я не указывал, что делать.
Мы отправились на юг. И это было действительно классно. Может, лучшее, что случалось.
Фалкс с усиливающимся ощущением удрученности слушала, как Макари описывал один из самых страшных конфликтов истории человечества так, словно контрактник Милитарум припоминал ту давнюю отличную ночку в увольнении.
Кошмарные экваториальные джунгли Армагеддона, которые бездарный губернатор фон Штраб – веровавший в Имперскую Истину, если такая существовала – счел непроходимыми, оказались для роя орков, собравшихся вокруг Газкулла, игровой площадкой. Макари ухал от радости, рассказывая, как Змеекусы Грудболга проложили себе путь через всю экосистему, в каком-то смысле состоящую из высших хищников. Он говорил о вулканических сверхбурях, будто они были каким-то световым шоу, устроенным только в честь его хозяина, и описывал столкновения с имперскими бронетанковыми колоннами, как веселые потасовки после слишком большого количества выпивки. Отчаяние, вне сомнений, достигло вышей точки, когда Макари добрался до битвы у Разлома Маннгейма, где фон Штраб бесцельно растратил богоподобную мощь Легио Металлика в обреченной контратаке на наступление Газкулла.
Слушать, как почти полное уничтожение Легио титанов низвели до «кучи больших металлических парней, дерущихся кулаками», было удручающе, если не больше, но это также вызвало у Фалкс странный укол зависти. Разлом Маннгейма для человечества являлся причиной искренней скорби. Павшие титаны были незаменимы не только в плане ресурсов, но и духовно: ходячие крепости надежды в расползающейся тьме, где такие вещи являлись более ценными и малочисленными, чем материальные богатства.
И хотя орки потеряли в два раза больше своих устрашающих гаргантов, полное разрушение собственных боевых машин было для них таким же волнительным, как и гибель титанов. «Для них это просто фейерверки», – с горечью подумала женщина. Сломанные игрушки, которые заменят новыми. «Даже проигрывая, – поняла она, со сковывающим внутренности холодом, – они побеждают».
И пока Газкулл продвигал фронт вторжения дальше, орки все равно побеждали. Казалось, вождь наконец-то исполняет желания, поглотившие его на Урке, и по возбужденному состоянию Макари было ясно, что даже с разбитым носом, сломанной рукой и рваной раной на плече, он пребывал в полном удовлетворении, просто вспоминая это.
– Это было лучшее время, что мы провели вместе, – сказал Кусач. – И я действительно имею ввиду вместе, вроде как. В смысле, я все еще был для него грязью, как и полагается. Но он был по-своему горд. Он именно тогда сделал это для меня, – Кусач указал на Макари подбородком, и Фалкс заметила, что гретчин гордо перебирает ожерелье из шрапнели-реликвии.
– Он сделал тебе ожерелье, – безучастно произнесла Кассия. – Как мило.
Макари, впрочем, не отреагировал на колкость.
– Я стоял позади него в каждой битве, – захлебывался он, тараторя так быстро, что Кусач едва поспевал. – Я подначивал его врагов, когда он бросался на них, и потом пинал трупы, когда босс их убивал. Только мы, делавшие то, что получается лучше всего.
– Только вы, не считая ста миллионов орков, – поправил Хендриксен, и это хотя бы вызвало некое презрение.
– Я имею ввиду, там не было Гротсника, – через переводчика сказал Макари, – потому что он застрял в Улье Вулканус. Ничто не вмешивалось в желания богов, и я чувствовал, что, вероятно, Армиягеддон и был священным местом, что там мы, битва за битвой, создавали Большое Зеленое.
Я каким-то образом уклонялся от всех пуль, что летели в меня. Или, может, пули отворачивались от меня. Как когда тот орк, пытаясь застрелить грота, которым я был, в лабиринтах под городом, попал в ведро и подстрелил вместо этого себя же. И даже в большей мере, чем на Урке, я получил известность, как что-то вроде амулета на счастье. Орки, обычно не задумываясь пинавшие меня с дороги, относились ко мне с... уважением. Они иногда даже спрашивали у меня разрешения перед тем, как потрогать знамя, – тут лицо Макари помрачнело.
– Макари это совсем не нравилось, – услужливо заметил Кусач, пока грот молчал, размышляя.
– Полагаю, все решил танк, – задумчиво произнес Кровавый Топор голосом Макари. – Порой, когда остается лишний металлолом, гроты строят танки. Они ужасны. И учитывая восхищение войной и все те обломки, что собирали мек-вагоны, пока мы шли на юг, стая войсковых гротов сделала танк. Огромный. Все еще дрянной, но большой, как один из ваших гыбылных клинков.