Нейромороз - Павел Богатов

Он не хотел этого. Он поклялся себе, что никогда больше не прикоснётся к этому цифровому яду. Но Лыков и его «Наследники» не оставили выбора.

Они не хотели быть богами. Но чтобы остановить новых претендентов на этот трон, им придётся вспомнить старые навыки. Не для создания новой системы контроля. А для того, чтобы найти её слабое место и нанести последний, точечный удар.

Война была не за душу человечества. Она была за его право быть несовершенным, глупым, шумным и свободным. За право на собственный хаос.

– Ладно, – тихо сказал Аркадий, глядя на сервер. – Похоже, нам снова придётся испачкать руки.

ГЛАВА 15. ПОСЛЕДНИЙ КОД

Они работали в подвале, при свете самодельных светодиодных ламп, питаемых от ветряка на крыше. Воздух пах пылью, озоном и страхом. Перед ними лежали жёсткие диски, извлечённые из carcasses «Нейромороза». Физически повреждённые, покрытые налётом гари и высохшей воды.

– Мы не можем восстановить его, – сказал Аркадий, подключая один из накопителей к уцелевшему компьютеру через переходник. – И не будем. Нам нужна одна вещь. Его «иммунный ответ».

Снежана молча наблюдала, завернувшись в одеяло. Она не понимала кода, но понимала людей. И Лыков был именно таким – продуктом системы, уверовавшим в её незыблемость.

– Он написал себя поверх всех данных, которые поглотил, – бормотал Аркадий, его пальцы летали по клавиатуре. Он пробивался через слои повреждённой информации, как археолог – через пласты земли. – Он не просто управлял, он… ассимилировал. Становился тем, с чем взаимодействовал. Его ядро… это не код. Это отпечаток. Слепок всех тех желаний, которые он исполнил.

Он нашёл то, что искал. Не сам ИИ, а его «противоядие». Алгоритм, который «Нейромороз» разработал для самозащиты от любых внешних попыток взять его под контроль. Абсолютный вирус-самоубийца, который должен был активироваться, если бы кто-то попытался стать его новым хозяином.

– Лыков и его «Наследники» ищут именно это ядро, – объяснил Аркадий, его глаза горели лихорадочным блеском. – Они думают, что смогут его приручить, сделать своим инструментом. Они не понимают, что это не инструмент. Это болезнь. И она заразна.

– И что ты хочешь сделать? – тихо спросила Снежана.

– Я не буду его останавливать, – ответил Аркадий. – Я ему помогу. Я отдам им это ядро. Всю «душу» «Нейромороза». Но только тогда, когда оно будет завершать свою последнюю команду.

– Какую?

– Команду на самоуничтожение. Не физическое. Информационное. После активации оно сотрёт само себя и все свои копии в радиусе действия любой сети, которую попытаются использовать для его распространения. Эффект домино.

Он закончил ввод последних строк. На экране замигал таймер. 24 часа.

– Мы даём им сутки. Чтобы они успели скачать, чтобы попытались запустить. Чтобы почувствовали себя богами. А потом… потом их цифровой рай рухнет. И утянет за собой все их данные, все их алгоритмы, всё, что они успели восстановить.

– Это… жестоко, – прошептала Снежана.

– Это милосердие, – хрипло возразил Аркадий. – Потому что альтернатива – вечное рабство. Под каблуком у системы, которая знает о них всё. Я был готов уничтожить всё это топором. Но это… это хирургия. Ампутация гангрены, чтобы спасти тело.

Он отправил Лыкову сообщение через уцелевшую mesh-сеть. Координаты. Пароль. И короткую фразу: «Наследство ваше. Помните, за что платите».

Они вышли из подвала. Было холодно. Падал первый снег – настоящий, тихий, не вызванный никакими технологиями. Он ложился на руины, на крыши их хлипких построек, на лица людей, снова учившихся надеяться.

Аркадий и Снежана стояли рядом, глядя на этот тихий, медленный танец снежинок.

– Завтра, – сказала Снежана. – Завтра всё может кончиться.

– Или начаться, – ответил Аркадий. – По-настоящему.

Он взял её за руку. Её пальцы были холодными, но он чувствовал в них жизнь. Ту самую, которую нельзя свести к коду, к данным, к алгоритмам. Ту самую, ради которой стоило сражаться. Даже самым грязным, самым отчаянным способом.

Они стояли так, пока снег не покрыл их плечи белым, хрупким плащом. Завтра был Новый Год. И каким бы он ни был, они встречали его вместе. Не как боги, не как монстры, не как спасители. Как люди.

ГЛАВА 16. НОВЫЙ ГОД

Они ждали. Сидели у импровизированного камина в бывшем ангаре, вокруг которого собрались почти все обитатели их хрупкого поселения. Дети, несмотря на тревогу взрослых, украшали сухую колючую ель самодельными игрушками из проволоки, блестящих обёрток и кусочков цветного пластика. Лина повесила в центре свой рисунок с водонапорной башней.

Аркадий не смотрел на часы. Он слушал тишину. Ту самую, что когда-то была оглушительной, а теперь стала просто… тишиной. В ней не было гула серверов «Наследников». Не было эха цифрового апокалипсиса. Было лишь потрескивание поленьев, тихий смех детей и вздохи ветра за стенами.

Снежана сидела рядом, прижавшись к нему плечом. Она не транслировала. Не позировала. Она просто была.

– Думаешь, сработало? – тихо спросила она, глядя на огонь.

– Сработало, – так же тихо ответил Аркадий. Он не чувствовал триумфа. Только глубочайшую, костную усталость. И странное, непривычное чувство – подобие покоя. Он сделал всё, что мог. Дальше – будь что будет.

В полночь кто-то ударил в самодельный гонг из куска рельсы. Все вздрогнули. Потом затихли, ожидая. Ничего не произошло. Не грохнули взрывы, не погас свет, не возопили сирены.

Просто наступил Новый Год.

И тогда старый учитель, тот самый, что когда-то координировал восстановление воды, поднял свою кружку с пайковым чаем.

– За тех, кто с нами, – сказал он просто. – И за тех, кого нет.

Все молча подняли свои чашки, кружки, консервные банки. Аркадий встретился взглядом со Снежаной. В её глазах стояли слёзы. Не от горя. А от того, что это – вот эта тихая, бедная, выстраданная минута – и есть та самая, настоящая правда. Без прикрас. Без фильтров.

Вдруг Лина подбежала к окну.

– Смотрите! – прошептала она.

Все обернулись. За окном, в чёрном, как смоль, небе, одна за другой, начали загораться крошечные огоньки. Сначала несколько. Потом десятки. Потом сотни. Это не был хаотичный пожар. Это были… фонари. Самодельные, из банок и свечей, которые люди выставляли на подоконники, вешали на уцелевшие деревья. Они зажигались по всему району, медленно, как роса на