Звезда Ариадны. Надежда на Земле и в небе - Коллектив авторов
– Дружище, ты говоришь, что… э-э… – Робби подвинулся ближе, – оказался заперт на планете?
– Похоже на то…
– А Джонни? Он тоже там?
– На поверхности я ловил сигналы с его сигнатурой, да. Я, признаться, отключил детектор, чтобы не отвлекаться. В контакт с ним не вступал.
– А сигналы, которые ты принимал на орбите?
– Те пропали. Я сканировал облака. Кажется, они искажают радиоволны до неузнаваемости. Ничего осмысленного, только шум.
– Странно всё это. Не встречал я таких явлений на своём веку, – поджав губы, Робби покачал головой. – Мне кажется, если Джонни там… или ещё там… вам есть, что обсудить.
– Н-да… Попробую ещё найти прогал в облаках. Если не найду, займусь Джонни.
– Держи в курсе!
Герман прервал связь и… тут же инстинктивно попытался вскочить с кресла, но ремни удержали. Он уставился на экран. Статистика показывала: «Доступно – 2 минуты 23 секунды видеосвязи. Потери квантов за разговор – 89 %».
Невозможно! Ни на одном этапе испытаний технологии квантовой связи не существовало в природе условий для таких больших потерь!
Герман силился что-то сказать, но получались только отдельные звуки: «Да… что… же… как?» Он словно потерял связь с каждой мышцей своего тела.
Долгое время он опустошённо молчал, рассматривая неторопливое мрачное небо.
Казалось, планета как единый огромный организм тоже наблюдала за ним. Она могла бы растворить чужеземца без всякой борьбы. Но, возможно, ей было интересно, на что тот ещё способен.
* * *
«Эвентус» продолжал движение, а гравитационные показатели не обнаруживали никаких изменений.
«Что ж… Поищем Джонни», – произнёс Герман и стал снижаться. У поверхности появилось несколько сигналов. Самый близкий и уверенный был от DEAR-7M – она докладывала о штатной эффективной работе. Другие сигналы наблюдались в стороне: наиболее отчётливый из них обладал сигнатурой Джонни. Герман направился к нему.
Через несколько минут движения сквозь туман и брызги от многочисленных гейзеров, в смотровом окне возвысился тёмный откос. Герман стал набирать высоту вдоль него – яркая жижа осталась у подножья. Слабые сигналы проявлялись всё отчётливей. Их расположение складывалось в упорядоченную структуру. Один за другим они принимали сигнатуру Джонни.
– Да он что… уже тут фабрику открыл? – буркнул себе под нос Герман.
Наконец его взору предстало обширное монолитное плато. На нём раскинулась сеть из дюжины гексагонально расположенных неуклюжих добывающих установок. Их верхние грани озарялись слабым ионизирующим излучением. А впереди возвышался корабль в три раза крупнее «Эвентуса» – он транслировал видеосообщение, датированное неделей ранее.
Молодой человек со следами имплантов на шее говорил негромко, короткими фразами. Его глаза бродили вокруг записывающей камеры, лишь иногда заглядывая в неё.
«Это Джонни Каспер. Уже седьмой день на этой планете… Прекрасной для добычи неонефти… Рекордно прекрасной, но… Есть другая сторона медали – планету окружает аномалия гравитационной природы…»
Джонни встал и прошёлся вокруг кресла.
Герман напряжённо следил за каждым его движением.
Джонни рассказал о том, как делал сотни попыток взлёта в разных местах планеты, всюду заканчивающихся неудачей. Однако таким образом на северном полюсе он обнаружил стоянку кораблей – кого бы вы думали? – вольнопроходцев! Старинные корабли, легендарные, давно пропавшие без вести были законсервированы, а пилоты погружены в глубокий стазис. Некоторые всё ещё транслировали сигналы бедствия. Ни один из этих сигналов Джонни не регистрировал на подходе к планете. Он предположил, что облачный покров сильно гасит радиоволны, поэтому решил использовать свои добывающие установки как элементы огромной антенны, чтобы передавать сигнал опасности с максимально возможной мощностью – хоть и узким пучком строго вверх – в надежде, что тот будет заметен из космоса.
Затем Джонни вернулся в кресло и, прикрыв лицо, долго массировал ладонью веки и брови. Он вновь посмотрел в камеру заблестевшими глазами и дрожащим голосом бросил:
«Вот дерьмо! Я даже не знаю, услышит ли меня кто-нибудь когда-нибудь… Те уцелевшие вольнопроходцы – они тоже записали по обращению… Прощальному… И теперь вот моя очередь… А будет и твоя, неизвестный мне слушатель! Мы все рассказываем свои истории слишком поздно…»
Джонни потянулся рукой к камере и остановился.
«Пожалуй, одного слушателя я могу предположить… Не знаю, как скоро – мне бы хотелось, чтобы никогда – ты можешь услышать это, Герман… Знай, меня влекло только стремление первооткрывателя, спортивный интерес. Я признаю твою огромную работу и твоё право приоритетной добычи. Буй я даже не брал, хотел просто встретить тебя на орбите. Прости… С радостью бы ещё с тобой поработал…»
Джонни завершил движение, и его изображение растворилось в темноте экрана.
Герман замер. Беспорядочно перескакивая глазами с одного прибора на другой, он пытался уцепиться хотя бы за что-то. Все технологии в его распоряжении казались сейчас такими бесполезными!
Он задержал взгляд на коммуникаторе, на игрушечном «Беллинсгаузене», на небе, на установках Джонни…
Корабль устремился ввысь.
Над плато действительно создавалось мощное радиоизлучение. Радар уловил троекратно повторяемые двойные длинные промежутки – так начинался сигнал опасности, записанный в азбуке Морзе. Тот самый сигнал, что в сильно искажённом виде был заметен из космоса. И тот самый сигнал, что сейчас давал надежду.
Пилот взял курс на северный полюс.
Учитывая потери в последнем разговоре, у Германа оставалось не больше пятнадцати реальных секунд видео. Он переключился в режим голосовых сообщений – «Доступно 12 минут». А реальных сколько, полторы? Переключатель в текстовый режим был неактивным. Оператор квантовой связи пользовался своим монопольным положением и давал возможность экономить только крупным клиентам. Герман всё равно понажимал на заблокированный переключатель, каждый раз получая: «Текстовая связь недоступна на Вашем тарифе».
– Нет уж, Джонни… Я запишу кое-что другое, – сжав губы, процедил вольнопроходец и достал пачку обычной старой бумаги.
* * *
Герман размашисто заполнил уже десятки листов, когда радар известил о наличии слабых сигналов впереди. «Эвентус» приближался к полюсу. Люминесцирующие прожилки редели и вскоре совсем исчезли. Осталась ровная, чёрная, укутанная туманом, одинаковая твердь. О движении напоминали только приборы и усиливающиеся импульсы на радаре. Четыре сигнала стали отчётливо различимы, три из них – с устаревшими сигнатурами.
Мрачная глыба ворвалась в застывшую картину прямо по курсу, заставив на миг взреветь систему сигнализации о столкновениях – Герман уклонился и разглядел пронёсшийся мимо искорёженный обгорелый остов космического корабля, когда-то не сумевшего справиться с посадкой. Он замедлил «Эвентус» и включил внешнее освещение.
Импульсы стали совсем близкими…
И вот забрезжили тусклые огни.
Первым возник массивный угловатый силуэт – фюзеляж
