Винделор - Роберт Д. Митрин

Когда они дошли до места отправки каравана, охранник рявкнул: «Грузите быстрее!» Илай споткнулся, рюкзак упал. Винделор с грустью взглянул, как юноша поднимает рюкзак, но ничего не сказал и направился к главе, чтобы обсудить детали. Илай остался один у грузовика, тело было тяжёлым, мысли путались. Он старался не смотреть на происходящее, не обращать внимания на людей, их шум и радость.

Но вдруг, как кошмар, мелькнуло лицо Миры. Он ощутил её запах, тёплый взгляд, словно она стояла рядом. Он вздрогнул, сердце забилось быстрее, и на миг показалось, что она не ушла. Она была здесь, могла быть здесь. Но стоило попытаться подойти, всё исчезло, как дым, улетучилось в пустоту. Мира растворилась. Илай почувствовал, как что-то горячее и тёмное разлилось в груди.

Он взглянул в пустую даль, и ветер унёс последние воспоминания о них вместе. Сил больше не было.

Громадные грузовики стояли, как мрачные исполины, готовые к отправке. Рабочие спешили с ящиками и мешками, то и дело сбиваясь друг с другом, остря шутки и ворча, когда что-то падало. Охранники каравана с серьёзными лицами бродили среди суеты, проверяя документы и следя за порядком. Их брутальные фигуры придавали происходящему жёсткую реальность, где не было места эмоциям.

Илай стоял в стороне, будто в тени, наблюдая за кутерьмой. Сердце колотилось в унисон с движением, но он не ощущал ничего, кроме нарастающей пустоты. Город остался позади, как и мечты о счастье с Мирой. Сил даже на ненависть не было — лишь холодная апатия заполнила душу.

Вскоре вернулся Винделор. Лицо напряжённое, глаза полны решимости, но в них, как и в голосе, Илай заметил вину, которую не мог игнорировать.

— Пойдём, — сказал Винделор, подойдя и взяв его за плечо. — Нужно забраться в фургон.

Илай кивнул, словно механическая кукла. Он чувствовал, как Винделор помогает ему подняться в грузовик, но даже это движение было мучительным. Внутри фургона было темно, запах старого дерева и железа смешивался с предвкушением долгого пути. Он сел на жёсткую скамейку и уставился в пол, пытаясь укрыть мысли от мира.

Колонна транспорта начала собираться, гудки двигателей напоминали, что жизнь продолжается, даже когда внутри всё остановилось. Винделор сел рядом, крепко сжав губы, и уставился в окно. Мгновения тянулись, и фургоны двинулись, оставляя позади улицы, ставшие чужими и неприветливыми. Город медленно растворялся в тумане, и с ним уходило всё, что было важно для Илая.

Он смотрел, как знакомые места теряются вдалеке, превращаясь в размытую линию. В сердце осело чувство утраты — каждое здание, каждая улица, каждый миг счастья с Мирой стали частью прошлого, от которого нельзя оторваться.

Дорога впереди извивалась, и с ней уходила надежда. Мечты о совместной жизни, о доме на окраине, о будущем вместе исчезали в тумане, как и город. Илай закрыл глаза, надеясь, что слёзы не последуют.

— Ты в порядке? — тихо спросил Винделор, будто боясь нарушить тишину.

— Я… — Илай начал, но не смог закончить. Ему не нужны были слова. Всё, что он чувствовал, было глубже фраз.

— Мы сделаем всё возможное, — продолжал Винделор, но в голосе слышалось сомнение, которое Илай уловил. Он молчал — что можно было сказать?

Колонна двигалась прочь, и Илай, лишённый сил, позволил времени идти, не имея ни желания, ни возможности остановить путь. За окном проносились деревья и поля, но он не замечал их. Он закрыл глаза — кулон лёг на грудь, как её последний вздох, а дорога вела в никуда.

Глава 24

Снег падал мелкими хлопьями, заметая дорогу, по которой второй день полз караван. Иней, покрывавший землю с утра, теперь белой пеленой стирал следы колёс, словно природа стремилась забыть их путь. Зима наступала, её дыхание пробирало до костей. Фургоны скрипели на морозе, колёса глухо стучали по снегу, но вокруг царила тишина — ни птиц, ни ветра, только холодное безмолвие.

Винделор сидел в углу прицепа, укрывшись от ледяного сквозняка. Его взгляд упал на Илая — тот снова чистил пистолет, пальцы дрожали, втирая масло в сталь, будто этот ритуал мог заглушить бурю внутри. Десятый раз за утро, словно повторение движений могло заглушить боль. Илай молчал с тех пор, как они покинули «Двадцать седьмой», его лицо застыло, будто он остался там — среди гудящих улиц, пропитанных вином и ложью. Винделор смотрел на него, и каждый взгляд резал глубже — вина давила грудь, как камень, что он сам на себя взвалил.

«Почему я солгал?» — мысль жгла, не отпуская даже во сне. Он знал: правда о смерти Миры раздавила бы Илая. Но эта ложь — про её уход — стала ядом, медленно отравившим их обоих. Каждый раз, когда он ловил пустой взгляд друга, совесть шептала: «Ты украл у него прощание». Он не мог бросить Илая, не теперь — их связывала нить, тонкая, но прочная, как сталь.

— Илай, — голос дрогнул, вырвавшись слабее, чем Винделор хотел. Слова застряли, страх сжался в груди. Илай поднял глаза — бездна в его взгляде была холоднее снега за окном. Ни гнева, ни боли, только пустота. Винделор сглотнул, собрался:

— Ты знаешь, я здесь не просто так. Мы пройдём это вместе. — Он говорил увереннее, будто слова могли разжечь угасшую искру.

Илай не ответил. Пальцы сжали пистолет — тот выскользнул, упав с глухим стуком. Он не поднял его, лишь стиснул кулаки, глазами цепляясь за что-то невидимое. Винделор продолжал:

— Мы не сдадимся, слышишь? Даже когда всё рушится. — Надежда дрожала в голосе — не для Илая, для себя.

Снег падал за окном, пейзаж был мёртвым — голые деревья тянули ветви к серому небу, словно в мольбе. Город остался позади, его пир гудел в памяти — жирные лица смеялись, не зная их боли. Здесь царил холод, пронизывающий кожу и душу. Илай дышал тяжело, каждый выдох был рваным, будто тоска сжимала лёгкие. Он встал, шатаясь, и шагнул к краю фургона. Снег падал на лицо, но он не чувствовал его. Пальцы сжали кулон — подарок для Миры, так и не отданный.

— Ты ушла, — шепнул он, голос сорвался в хрип. Он ударил кулаком по стене кузова, дерево треснуло, кровь стекла по костяшкам — он не заметил. Винделор шагнул к нему, но Илай отшатнулся:

— Оставь! — крик вырвался,