Винделор - Роберт Д. Митрин

Мира — её смех, её голос — растворялись в снежной пелене. Илай смотрел в окно, но видел лишь тень, ускользающую с ветром. Винделор сел рядом, боясь коснуться юноши.

Вдруг фургон качнулся — снаружи раздался топот и резкий крик охранника: «К оружию! Волки!» Винделор вскочил, хватая револьвер, а Илай поднял голову — взгляд ожил, инстинкт вырвал его из тьмы. Снег за окном окрасился тенями — тёмные силуэты мелькнули в белой пелене, и вой пронзил тишину.

Глава 24

Глава 25.

Серверная комната гудела низким, глухим гулом, словно под полом ворочалась уставшая земля. Тусклый свет мониторов падал на стены, исчерченные трещинами и пятнами старых карт, где линии расплылись, будто память о прошлом истёрлась под тяжестью пыли. Работник архива сидел за столом, сгорбившись над стопкой выцветших бумаг. Лицо его — худое, с сединой на висках и шрамом, рваной чертой через левую скулу, — оставалось неподвижным, словно высеченным временем. Пальцы, испачканные чернилами, скользили по строчкам, а рядом, из динамика, доносился голос — ровный, холодный, с едва уловимой насмешкой.

— Почему Винделор солгал Илаю? — голос прорезал тишину, как тонкое лезвие. — Разве ложь не сломала их дружбу?

Работник поднял взгляд, но не на источник звука, а в пустоту перед собой. Он отложил бумаги, пальцы замерли на краю стола, будто цепляясь за что-то давно потерянное.

— Винделор спас Илая, — сказал он, голос хриплый, надтреснутый, как старое дерево под ветром. — Не от когтей, не от пуль. От боли, что грызёт изнутри, ломает кости души. Ложь стала его щитом.

Голос замолчал, зелёный свет на панели мигнул, словно взвешивая слова.

— Почему Илай не искал правду? — продолжал голос. — Человеку свойственно копаться в ранах.

Работник встал, шаги его были тяжёлыми, будто пол прогибался под грузом лет. Он подошёл к узкому окошку, вырезанному в стене, как щель в ржавой броне. Достал самокрутку из старинного портсигара — потёртого, с выгравированным узором, едва различимым под слоем времени. Чиркнул спичкой, огонёк вспыхнул и тут же угас, оставив тонкий шлейф дыма. За стеклом проступали тени: избушки из грубого дерева, редкие фигуры, сгорбленные у костров. У одного из них человек в ветхом плаще — с пятнами грязи, что не отстирались, — крутил в пальцах что-то маленькое, металлическое. Кулон поблёскивал в отблесках пламени, то и дело пропадая меж ладонями, а взгляд, неподвижный, тонул в огне, полный тоски и усталой надежды — как у того, кто прошёл слишком много дорог и всё ещё ищет покой.

— Душа — не машина, — сказал работник, выпуская дым в щель окошка. — Илай держался за Винделора, как за последнюю нить. Без неё он бы оборвался, остался в своём городе и сгнил в унынии. Ложь дала ему дорогу. А Мира… её тень научила его отпускать.

Дым стелился по стеклу, растворяясь в холоде ночи. Голос из динамика замолчал, затем снова прорезал тишину:

— Что значат эти записи для вас?

Работник стряхнул пепел в жестяную банку у стены. Его взгляд скользнул по бумагам, по экранам, где мелькали обрывки чужих жизней.

— Это летопись, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Урок для тех, кто придёт после. Падения, что учат вставать. Тени, что жгут сильнее огня. Их архив.

— Это конец их истории? — голос указал на экран, где отблески костра дрожали в темноте.

Работник докурил, бросил окурок в банку. Звук металла о металл эхом отозвался в комнате. Он вернулся к столу, опершись на него ладонями, будто держась за последний островок твёрдой земли.

— Это начало их истории, — сказал он, глядя в окошко, где пламя догорало. — Впереди ещё много всего. Закрой этот файл и начни работу над следующим.

Голос замолчал, затем спросил:

— А что делать с теми дневниками, что доставили позавчера?

Работник лениво отмахнулся, не оборачиваясь.

— Пусть другие с ними возятся, — буркнул он, голос пропитан усталым раздражением. — Мне сейчас до них дела нет. Эта история поинтереснее.

За окошком пламя угасало, и тени избушек растворялись в ночи, будто протягивая руки к чему-то далёкому.

Серверная комната гудела низким, глухим гулом, словно под полом ворочалась уставшая земля. Тусклый свет мониторов падал на стены, исчерченные трещинами и пятнами старых карт, где линии расплылись, будто память о прошлом истёрлась под тяжестью пыли. Работник архива сидел за столом, сгорбившись над стопкой выцветших бумаг. Лицо его — худое, с сединой на висках и шрамом, рваной чертой через левую скулу, — оставалось неподвижным, словно высеченным временем. Пальцы, испачканные чернилами, скользили по строчкам, а рядом, из динамика, доносился голос — ровный, холодный, с едва уловимой насмешкой.

— Почему Винделор солгал Илаю? — голос прорезал тишину, как тонкое лезвие. — Разве ложь не сломала их дружбу?

Работник поднял взгляд, но не на источник звука, а в пустоту перед собой. Он отложил бумаги, пальцы замерли на краю стола, будто цепляясь за что-то давно потерянное.

— Винделор спас Илая, — сказал он, голос хриплый, надтреснутый, как старое дерево под ветром. — Не от когтей, не от пуль. От боли, что грызёт изнутри, ломает кости души. Ложь стала его щитом.

Голос замолчал, зелёный свет на панели мигнул, словно взвешивая слова.

— Почему Илай не искал правду? — продолжал голос. — Человеку свойственно копаться в ранах.

Работник встал, шаги его были тяжёлыми, будто пол прогибался под грузом лет. Он подошёл к узкому окошку, вырезанному в стене, как щель в ржавой броне. Достал самокрутку из старинного портсигара — потёртого, с выгравированным узором, едва различимым под слоем времени. Чиркнул спичкой, огонёк вспыхнул и тут же угас, оставив тонкий шлейф дыма. За стеклом проступали тени: избушки из грубого дерева, редкие фигуры, сгорбленные у костров. У одного из них человек в ветхом плаще — с пятнами грязи, что не отстирались, — крутил в пальцах что-то маленькое, металлическое. Кулон поблёскивал в отблесках пламени, то и дело пропадая меж ладонями, а взгляд, неподвижный, тонул в огне, полный тоски и усталой надежды — как у того, кто прошёл слишком много дорог и всё ещё ищет покой.

— Душа — не машина, — сказал работник, выпуская дым в щель окошка. — Илай держался за Винделора, как за последнюю