Наследник двух Корон (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Где письма, чёрт бы их побрал!

Минутная слабость. Письмо Алексею. Всего записка. «Душа моя, Алёшенька!» И прочее. Она так счастлива была тогда, да и не думала ни о чём. Ведь кто она была? Никто.

Алексей тоже сглупил и не сжёг записку, которая сейчас хуже горящей бомбы.

Императрица собственноручно подбросила дрова в огонь.

Камин слегка притух, приспосабливаясь к новой порции топлива. Минута. И вновь пламя разгорелось, бросая свои языки к каменному жаркому своду.

Сожгла бы она сама сейчас эти письма? Нет. Не сожгла бы ни за что!

Несмотря на всю опасность для её правления, и всю опасность для неё самой. Не сожгла бы.

Эх, Корф, где ты там сейчас? Ты тут так нужен!

* * *

РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ. КОРОНА ПОЛЬСКАЯ. ВОЕВОДСТВО ПОМОРСКОЕ. БЯЛЫ-БУР. КОНЮШНЯ ВОЙТА. 14 января 1742 года.

Ку-ку-ры-ку, КУ-КУ-РЫ-КУ!

Звук был тихий, но я проснулся словно от вспышки. В голове гремели громы и сверкали молнии.

Правая рука стала искать смартфон с надоедливым картавым будильником. Левая зудит.

Мобильника не было. Что-то кольнуло ладонь, и я разлепил один глаз.

Матерь Божья! Где это я?

Потягиваюсь, тру глаза. Темень страшная.

Та-ак. Больше на ощупь обозреваю что вокруг меня сеновал, накрыт я какими-то овчинами. А рядом со мной что-то холодное. РУКО — ЯТЬ! Бебут это мой! Я же им вчера рубанул волка. Как жив только остался, не понимаю.

Потом гонка через ночь и лес. Прочь! Быстрее! Прочь отсюда!

Лишь когда оторвались от волков, уже в Польше, Корф добрался до меня, явившись демоном в моё тогдашнее полузабытье.

Тройка. Нападение волчьей стаи. Альфред Веруш-Ковальский, 1885 г.

…

— Очнулся? Живой?

— Не дождётесь! — с отбитыми щеками хмуро отвечаю «реаниматору».

— Ну, шутишь, значит, жив, дурака кусок. Зачем дверь открыл?

Мотаю головой.

— Это не я… Сама она…

— Угу. Трогай!

Это он уже возницам кричит. Волки отстали, но могут и передумать. Возок дёрнулся и начал набирать ход.

— Что это у тебя, Петер?

Он поднимает какой-то ошмёток с меня.

— Ухо! Волчье. Хм. Откуда?

Огрызаюсь:

— Бежало мимо.

— И чем?

— Бебутом,- отвечаю

— Чем-чем?

— Ну, тем клинком что мне оставили, — уже злюсь я, — вон валяется в крови.

Полусабля русская пехотная 18 век (1762).

— Полусаблей? Да, дела. Хм. Как он только прорвался, не понимаю. Я ж его ещё на подлёте картечью сбил. Вроде.

Киваю. Спасибо Корфу, а достал бы меня второй. Но, отпуская, страх, как тот автор «жжёт».

— Вот именно, что «вроде». А они живее всех живых, что тот Ленин.

Вопросительный взгляд:

— Лени́н? При чём здесь монастырь?

Киваю, злясь на свой язык. Хорошо хоть под Потсдамом действительно есть этот Лени́н.

— Да закрыть его никак не могут, — отшучиваюсь и перевожу тему, — Николай Андреевич, у меня рука горит. Сильно.

— Прости, Бебут, тебе тоже прилетело дробью. Вскользь. Я не видел тебя в возке. У тебя там ссадины только, я их уже порохом прижег. Ничего страшного. До свадьбы заживёт. Вот если бы он тебе голову откусил, то было бы некрасиво. А так — ерунда. Шрамы украшают мужчину. Спи. Силы понадобятся…

* * *

РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ. КОРОНА ПОЛЬСКАЯ. ВОЕВОДСТВО ПОМОРСКОЕ. БЯЛЫ-БУР. КОНЮШНЯ ВОЙТА. 14 января 1742 года.

Лежу. Всё болит. Даже приятно. Жив, курилка.

Вчера как отбились от стаи и пересекли границу Польши — влетели сюда. Фон Корф сразу в лучший дом постучал. Войт (староста местный) господ (нас) увидел и в дом позвал. Я тоже зашел. Хоть воды колодезной выпил и себя перевязал чем нашлось. Товарищей осмотрел и к лошадям. Видно, здесь меня и отрубило на сеновале.

Ощупываю «одеяло»: тулуп. Добротный. Кто-то меня укрыл. Да и сопит рядом на сеновале кто-то. Или это лошади сопят? Вряд ли. Явно человек.

Поднимаю корпус. Осматриваюсь.

— Пан’е, для чьего нье спишь? Може чьего потребуешь?

Девичий, почти детский шёпот, вернул меня в мир.

Тушка выражает готовность «потребовать». Интересуюсь:

— Як твое имя, паночка?

— Пан, кашуб? — говорит ночь справа удивлённо.

— По бабушке, — почти не вру я, — так кто ты, эхо?

Легкий смешок.

— Грася, отрочека Войта.

ОТРОЧЕЦА! Дочка значит. Какое хорошее слово. Запомнить надо.

— Как ты тут оказалась?

Лёгкая заминка. Переводит вопрос.

— Вьец отец нас деци на сено послал до лёжка, а тут вы…

Значит мы не одни. Ну может и хорошо, хоть и жаль.

— А шкурой меня кто прикрыл? Ты?

— Не. Отче! — уже с зевком ответила отроковица.

Ну, спи-спи, дитя. Меня тоже клонит спать. В погоне натерпелся…

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 3 (14) января 1742 года.

Власть всесильна, но она никому не даёт о своей бренности забыть. Особенно властителю.

Ушаков склонился в почтительном поклоне.

Императрица была раздражена.

— Это точные сведения?

Глава Тайной канцелярии позволил себе неопределённость.

— В этой жизни можно быть уверенным только во власти Вашего Величества.

Лисавета прикрыла глаза.

Вот что он сейчас хотел сказать? Намекнул, что власть её слаба? Или это скрытая ирония?

Опять заговор. В этот раз против неё самой. Господь искушает её, на верность данного Ему обещания. Трон позволяет быть милостивой, но, когда вокруг волки, то не спасают увещевания.

* * *

Вельц Иван. Зимний пейзаж (1895)

РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ. КОРОНА ПОЛЬСКАЯ. ВОЕВОДСТВО ПОМОРСКОЕ. БЯЛЫ-БУР. КОНЮШНЯ ВОЙТА. 14 января 1742 года.

Первый луч солнца пробравшись через какую-то щель снова меня разбудил. Я посмотрел по сторонам. Ни юной девушки, ни её братишек или сестричек (или кто там был послан спать на сеновал) не было. В селе с утра много дел.

Подошел к лошадям. Сказал спасибо ночным спасительницам. Надо будет хорошо накормить, и морковь дать если у местных найдётся. Вчерашнее пиво и страхи просились на волю. Ну, в деревне и в моё время с этим было проще. После и снегом лицо растёр. Сразу стало бодрее.

Красота. Мороз и солнце. День — чудесный!

' Под голубыми небесами

Великолепными коврами

Блестя на солнце, снег лежит…'

Жив. ЖИВ!

Благодать то какая! Свежесть, ширь… Душа радуется.

Пушкин вот ещё не родился, но дело его живёт! Так и хочется начертать на снегу: «ПУШКИН ЖИВ!». Жил, и будет жить! Я уж постараюсь.

Шутка. Почти.

Ах, как пахнет Родиной! Польский Бялы Бур ещё не она. Но, изменилось что-то в воздухе. Россия уже недалеко. Пусть между нами, сотни верст снегов. Но Я — ЖИВ! И теперь ничто не сможет меня остановить!

* * *

* * *

Пока пишется продолжение, Сергей Васильев предлагает путешествие в Севастополь 1916. Британская, немецкая и турецкая разведки, революционеры, контрабандисты и наши современники, закинутые в этот замес прямо со съемочной площадки 2023 года. https://author.today/work/450563

Глава 8