Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна
Кстати, а можно ли считать папаю чем-то экзотическим?» Ее ж везде навалом. А ты знаешь, что если на дынном дереве растут только цветочки с пестиками, то она называется не папайя, а мамайя. Эй, ты слушаешь? У-у-у, да ну тебя, зануда. Шелтон, как был, в тоге из простыни, босой и лохматой перебрался за письменный стол, включил ноут и воткнул в уши наушники.
Ушел в глухую оборону. В таком положении ему не был страшен даже приступ хорошего настроения у напарника. А утро, как нарочно, выдалось такое замечательное, что приступ того самого хорошего настроения грозил затянуться на несколько часов. Марсель распахнул ставни и высунулся наружу, перегибаясь далеко за подоконник.
Расцвело только недавно, и воздух еще не успел прогреться. Он был свежим, сочным, как арбуз из холодильника. Хотелось жадно вдыхать полной грудью и смаковать каждый вдох. Прущатка мокро блестела, то ли роса выпала, то ли ночью тучи все же зацепили краешком город. Солнце пряталось где-то за темной громадиной монастыря, и казалось, что свет льется не из конкретного места, а отовсюду с неба, на аккуратные черепичные крыши, ухоженные сады, на площадь и зеленоватую ленту реки.
Хафельберг неторопливо просыпался. У детей пока не закончились каникулы, а старшее поколение работало больше в охотку. Никаких тебе скучных офисов или фабрик, у каждого своё любимое дело или семейный бизнес. Поэтому, наверное, ощущение от утра было воскресное, а не понедельничное.
Или даже праздничное. Так ясно ощущалось в городском шуме ожидание подарков. Марцель счастливо жмурился, вслушиваясь в мысленный гомон. Трудолюбивые фрау уже готовили завтрак, напивая себе под нос. Ленивые досматривали последние, самые сладкие сны. Пожилые, но все еще бодрые герры сообща выгуливали вдоль речки своих мопсов, спаниелей и пуделей. Монахини пололи грядки на огороде за монастырем. Старуха из углового дома созывала гортанным голосом бесчисленных кошек.
Жизнь текла так, словно времени впереди оставалось даже слишком много. Внизу по улице пробежали на перегонки две девчонки, совсем мелкие, лет по восемь. За ними неспеша следовали мамаши, бурно обсуждая какого-то Густава и его гулящую дочь. Марцель торопливо юркнул обратно в комнату. Еще не хватало в первый день засветиться перед местными фрау чуть ли не голышом.
Они бы вряд ли оценили вид по достоинству. Вот если бы Шелтон так в окошке показался. Зависливо пыхтя, Марцель влез во вчерашние джинсы и футболку, перевесил брелок-черепушку с фиолетовых очков на шизофренические желтые, глянул на свое отражение в металлической крышке ноута и заскрепел зубами. Волосы, так и не высушенные вчера до конца, стояли дыбом. «Сволочи!
Все кругом сволочи! Все меня ненавидят!» Марцель с руганью полез в чемодан за феном и щеткой. Даже собственные волосы! И те сволочи! Шелтон, кажется, наметание телепата из ванной в комнату и обратно внимания не обращал. Но когда тот привел наконец порядок в свое каре, напялил очки, зашнуровал кроссовки и собрался выходить, негромко напомнил, не снимая наушников. — Мою кредитку возьми! Твоя пустая была, придурок!
Мартель пробурчал нечто среднее между благодарностью и нецензурщиной, схватил карточку и смылся из комнаты, пока еще чего-нибудь ласковое не услышал вдогонку. А на улице оказалось даже лучше, чем виделось из окна. Утренний холодок пощипывал голые руки, прогоняя остатки сонливости. Хотелось бежать в припрыжку, напрямик через чужие клумбы и ухоженные палисадники, разгоняя вездесущих кошек и перекормленных голубей.
Марсель даже рискнул и свернул к речке, к злополучному мосту, но в ярком солнечном свете вчерашний кошмар действительно казался глюком, чужим сном. Единственное, что напоминало о нем, промокшая от росы сигаретная пачка и народное пятно на деревянном настиле, издалека бросающееся в глаза. Воровато оглянувшись, Марцель поднял ее, донес до урны и выбросил.
Обычно его одержимость аккуратностью распространялась только наличное имущество и временное жилище, но в этом кукольном городке царила такая чистота, что нарушать её было почти болезненно. К тому же Шелтон просил не выделяться. Бесшабашно весёлое настроение куда-то сдулось. Марцель немного побродил вокруг моста, а потом прислушался к городу и отыскал супермаркет. Народу там толкалось немного.
Несколько тощих и одинаково сонных домохозяек закупались диетическими хлопьями для завтрака, кофе из цикория и молоком с полпроцентной жирностью. Мальчишка уныло набирал в корзинку собачьи консервы. У стенда с косметическими средствами задумчиво изучала состав шампуня долговязая девушка в мешковатом черном свитере и узких джинсах. Мысли у нее были неразборчивые. Картинки, звуки, смутные образы, ни намека на сформировавшуюся речь.
Марцель заинтересованно прислушался. Такой тип сознания встречался достаточно редко, в основном у маленьких детей, а годам к десяти уже почти все начинали думать хотя бы обрывочными фразами. Исключение составляли психи, латентные телепаты и особо талантливые художники. Марцель задумался, к какому типу относится незнакомка и слегка отвлекся от реальности.
«Привет! Ты приезжий?» Он даже не сразу сообразил, что обращаются именно к нему, причем не кто-то, а та самая странная девушка. Речь у нее не предварялась мысленным формулированием будущей фразы. Один-ноль в пользу версии о латентной телепатке. «Тип-то-о, а ты местная?», — дружелюбно оскалился Марцель и, задрав голову, с любопытством уставился на незнакомку.
Черты лица у нее были резкие, по ассоциации с хищной птицей. Истребиный нос, четко обозначенные скулы, узкие губы. Глаза темно-кари, почти в черноту, и сонные. Обычно женщин такие черты не красят, но это была молоденькая свеженькая, лет 17, не больше, не складная еще, не сформировавшаяся, на исходе подросткового бунта, нарочито в мужской одежде, но зато с куцей-косичкой.
«Смешная». «Ага, местная. Клёвые очки», — похвалила она, заложила руки за спину и покачнулась на пятках. «Я вообще клёвый», — доверительно сообщил Марцель. Марцель. Вижу. Я. Ульрике. Шва. Марцель. В последний момент телепат почему-то исправился. Своё настоящее имя он светить не любил, но тут как током дёрнуло.
Не подходит для общения с этой девчонкой прозвище, ставшее с подачи стратега фамилией. Приятно было познакомиться, Марцель. А сыр здесь не покупай. Он горький. Глубокомысленно посоветовала Ульрике. До встречи. — Ну да, до встречи. Запоздала пробормотал Марцель, пытаясь решить про себя головоломку. Девчонка случайно ляпнула про сыр или словила его мысли.
— Она что ли правда из наших? Марцель уставился ей в спину. Телепатка шла к кассам между рядами с бокалей, слегка раскинув руки, словно балансируя на невидимом канате. В разрыве между стойками она попала в пятно солнечного света, темно-русые волосы вспыхнули рыжим, и Марцеля Я пробрала от жуткого ощущения дежавю, девушка, рыжие волосы, огонь.
Сразу стало неуютно. Бродить по магазину, придирчиво выбирая продукты, Марцелю расхотелось. Он торопливо покидал в корзину острые крекеры, оливки, что-то сладкое, ненадолго завис над холодильником с нарезками, но глянул на даты и передумал брать сыр. На кассе, естественно, оказалось, что любимых сигарет Марцеля тут отродясь не водилось. Пришлось брать какую-то дешевую отраву.
На заправке посмотрите, там выбор больше, — добродушно посоветовал сердобольный кассир. Марцель, конечно, покивал и благодарно поулыбался, но тащиться на другой конец города ему пока не хотелось. — Ничего, потерпит Шелтон Денек и ментоловые вонючки. На обратном пути Марцель опять заметил краем глаза ульрики. Она сидела на корточках на мосту и методично ковыряла ногтем деревянной настил.
Волосы у нее были уже распущены, и на Солнце отдавали ржавчиной.
Завтракать пришлось в компании Вальца и его жёнушки. В этом оказались и свои плюсы. Шелтона обеспечили и любимым пресным сыром, и сносным даже на придирчивый вкус кофе, а Марцелю по первой же просьбе испекли оладьи. Гретта, в отличие от мужа, радовалась постояльцам не только из-за того, что с них можно было содрать деньги. Ей отчаянно хотелось общения. Взрослые дети давным-давно переехали в город и звонили раз в год в лучшем случае, а сама она мегаполисов боялась, до паралича посреди оживленной столичной улицы.
