Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей

«Мерзкий гад, из-за тебя всё!» — подумала Вася про Мирского и неожиданно испытала неземную тоску из-за внезапного исчезновения этого ясновельможного засранца.

Глава 18  

Человек за бортом!

Пароходик накренился, жалобно застонав железными сочленениям. Люди, находящиеся на палубе, засуетились и забегали.

— Отдать концы! — зычно закричали у трапа, — вёсла на воду.

Услышав этот голос, Василиса поднялась на ноги и осмотрела соседние шлюпки, желая отыскать Мирского. Ей показалось, что знакомая фигура мелькнула среди черных флотских мундиров, но точно определить Вася не смогла.

«А вдруг он остался там, на тонущем корабле?» — мучил Стрешневу вопрос, от которого ей хотелось выпрыгнуть из баркаса и плыть к судну, бежать обратно к рубке.

«Да нет! — успокаивала она себя, — я же своими глазами видела — вокруг было пусто, никаких следов…. И всё же…»

Как только шлюпка отошла от борта тонущего корабля, волны, незаметные на его палубе, мгновенно выросли. Пологие и длинные, они неспешно, величаво накатывали с носа, приподнимали судёнышко, взвешивая на своей гигантской руке, а затем спускали, как санки с горки. Это скатывание с двухметровой высоты под набегающий следующий вал было особенно жутким. Он нависал над людьми, грозя накрыть их своей темно-зеленой мантией, обволакивал форштевень, скрывая его в пучине. Когда лодка почти полностью уходила под воду, нос её задирался вверх, и она, кряхтя, как старый дед, забиралась на очередную горку, чтобы ухнуть с нее обратно вниз. Длинные вёсла погружались в глубину почти полностью, и казалось, никакая сила не сможет достать их обратно. Однако мерные движения жилистых матросских рук раз за разом вырывали баркас из темной воды Черного моря и толкали маленькую посудинку к остальной флотилии.

— И-а-а, раз!…- уверенно командовал сидящий на корме рулевой.

Рядом с ним, стараясь приподняться на сиденье, тянул шею корабельный медик, узнаваемый по повязке с красным крестом на рукаве. Он только что подходил к Васе, осмотрел перевязку на раненом, сделанную её руками, довольно хмыкнул и вернулся на своё месте.

— Даже не спросил, засранец, как я себя чувствую, — фыркнула Стрешнева.

Шлюпки одна за другой спешно отчаливали от погибающего корабля. На одну из них погрузили носилки с раненым в черном мундире, и опять Васе показалось, что это не кто иной, как Мирский.

Василиса поймала себя на мысли, что наблюдать за кораблекрушением так же жутко, как и за умирающим человеком. Обнажённая, беспомощно задранная вверх корма, огромный, пугающий винт, ржавое, обросшее ракушками днище выглядели так зловеще, что находящиеся в лодках люди старались не смотреть в его сторону. Только Вася не могла оторвать взор от медленно уходящего под воду судна. «А вдруг он всё-таки там? А вдруг…» — стучало у неё в висках…

— Табань!…- неожиданно заорал рулевой голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Вася высунула нос за борт и вместо шлюпки, идущей впереди, увидела её лоснящееся от воды днище и море, кипевшее от барахтающихся людей.

— Человек за бортом!…

Самое правильное, что могла в этой ситуации сделать Стрешнева — не мешать взрослым дяденькам, ибо весь её мореходный стаж умещался в пару прогулок на речном трамвайчике и еще разок — на речном велосипеде. Она комочком вжалась в борт рядом с расклеившимся Петей и с тревогой наблюдала, как их шлюпка заполняется новыми людьми, ошалевшими, мокрыми, продрогшими, пережившими за последний час второе кораблекрушение.

Первыми матросы осторожно подняли в шлюпку дам, лишившихся чувств. Глядя на них, было совершенно непонятно, как в таком состоянии можно было держаться на плаву. Судовой медик бросился к ним и возился, будто наседка с кладкой. Матросы же, ловко орудуя баграми, цепляли, тащили и укладывали на дно шлюпки терпящих бедствие людей, словно огромных рыбин. «Нет, это не Дэн… И это не он», — выносила Василиса вердикт за вердиктом. За какие-то пять минут все пострадавшие были подняты, но шлюпки продолжали крутиться на одном месте, а матросы, стоя с баграми и вёслами, перебрасывались короткими, отрывистыми фразами:

— Где?

— Да вот тут, только что показался…

— Да нет…

— Не вижу…

— Был! Я сказал — был!

— Куда тебя черти понесли?..

Всплеск воды. Длинное заковыристое ругательство. Молчание… И вдруг все пришли в движение.

— Давай-давай!

— Цепляй!

— Осторожно!

— Голову! Голову придержи!

— Ах ты ж мать моя, Царица небесная!

Прямо у ног Василисы через борт перевалилось и застыло в неестественном, скрюченном положении тело последнего пострадавшего пассажира — мальчика не старше семи лет, в красивой флотской курточке с гюйсом, закрывшим лицо, и судорожно сведенными кулачками.

— Все в сторону! Дайте больше места!

Около пострадавшего тут же оказался фельдшер, и все, находящиеся в шлюпке, прижались к ее бортам, освободив пространство. Василисе отодвигаться было некуда, и она просто поджала ноги, напряженно наблюдая за реанимационными мероприятиями, проводимыми, с её точки зрения, весьма странно. Медик положил мальчика на пайолы лицом вниз и стал энергично сводить и разводить его руки, а потом гладить по спине. Из носа и рта несчастного потекли струйки воды, но никаких признаков жизни он не подавал.

Все в шлюпке замерли, боясь не только пошевелиться, но даже дышать. Слышно было, как за бортом суденышка близко плещется вода, плачет несчастный пароход, погружаясь в пучину, да всхлипывают приглушенным голосом дамы, приходя в себя после внепланового купания.

Медик еще пару раз свёл и развёл руки мальчика, вздохнул, ссутулился и потащил с головы форменную фуражку. Вслед за ним матросы начали обнажать головы. Это было последней каплей, переполнившей терпение Василисы. Тут каждая секунда на счету, а они похоронные ритуалы исполняют.

Ни слова не говоря, Стрешнева придвинулась к ребенку, перевернула его на спину, открыла и осмотрела рот.

— Платок! — она требовательно протянула руку к медику, — или марлю. Быстро!

Глядя во все глаза на наглую девицу, тот бессловесно вытащил из кармана и протянул ей желтоватый бинт, пахнущий больницей.

Обхватив материей язык ребенка, Василиса освободила дыхательные пути и с силой несколько раз выдохнула воздух рот в рот. Затем, встала на колени сбоку от пострадавшего, проверила пульс, скрестила свои ладони на грудной клетке мальчика и начала интенсивно давить на неё, отсчитывая вслух — один, два, три…пятнадцать… И еще два выдоха в рот… И опять непрямой массаж сердца…

— Пошто плоть усопшего мучаешь?

— Зачем над останками бренными измываешься? — раздались возмущенные возгласы из толпы.

— Молчать, бестолочи! — грубо огрызнулась Василиса, продолжая реанимацию.

Однако продолжить ей не дали, а грубо дернув за плечо, отпихнули от пострадавшего, крепко схватив за руки под одобрительные выкрики «держи юродивую», «вяжи полоумную». Стрешневу, не сообразившую, что до такого способа реанимации еще полвека, уже определили в умалишенные маньячки, но в следующее мгновение случилось чудо: ребенок дернулся всем телом, изогнулся дугой и зашелся тяжелым кашлем.

— Чудо! Как есть — чудо! — загомонили люди.

Державшие Васю руки ослабили хватку. Она вывернулась и забилась в тот же уголок, где сидела, положив себе на колени голову Пети. Вокруг мальчика возился медик с дамами, а весь остальной народ, перешептываясь и не двигаясь, совершенно бесцеремонно уставился на Васю, как на восьмое чудо света.

Стрешнева уже решила, что имеет полное моральное право показать язык любопытной публике, как с соседней шлюпки раздалось зычное командирское: «По местам! Вёсла на воду!», и человеческая масса пришла в движение, расселась, как могла, на просевшей посудине. Шлюпки взяли курс на маячившую в полукилометре флотилию. Буквально через пару минут к Васе, нетерпеливо распихивая обитателей судёнышка, подобралась женщина, спасенная из воды одной из первых. Сейчас она выглядела лучше, чем в первые минуты катастрофы. Василиса приметила её правильные, аристократические черты лица. Мертвенная бледность и трясущиеся губы подчеркивали состояние человека, только что пережившего нервное потрясение. Женщина опустилась на колени, склонила голову и совершенно неожиданно поцеловала Стрешневой руку.