Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

Я вышел, встал рядом с директрисой и развернулся к классу лицом, а к доске и математичке задом. Потом оглянувшись назад сказал:

- Прошу прощения, Людмила Давыдовна, что я к вам спиной…

Класс прыснул я посмотрел на класс, обведя всех злобным взглядом. Только этого мне ещё не хватало. Смехуёчков...

- Вот! Слышите, Светлана Яковлевна. Он ещё и насмехается.

- Не насмехаюсь я. Мне действительно не удобно…

- А кого он травмировал? Огласите весь список пожалуйста, - съюморил Андрюха Ерисов.

- Ерисов! Ну ка встань! Что это за юмор посреди урока?! – Людмила Давыдовна крикнула так, что у меня шевельнулись волосы на голове. И некоторые, судя по всему, это увидели и разулыбались. Волосы у меня были длинные и сами по себе очень лёгке, особенно на, как папа называл, «пейсы», ха-ха...

- Не, ну серьёзно, не выдержал Алексеев Юрка, друг Ерисова. Кого он травмировал?

- Троих десятиклассников: Макарова, Первачука и Симонова.

Я как раз смотрел на Валерку Гребенникова и видел, как его челюсть приоткрывается, но потом, видимо от боли он за неё схватился и закрыл. Я не смог сдержаться и захихикал.

- Вы посмотрите на него, - совсем озверилась Давыдовна и я понял, что мне сейчас прилетит указкой, шагнул вперёд и зашагнул за Светлану Яковлевну. Указка просвистела и Людмила Давыдовна пролетела мимо меня. Она бы, наверное, убилась бы, спикировав головой в парту, но я, каким-то образом, её поймал сначала левой рукой, а потом и правой. Хорошо, хоть поймал, а не поставил подножку, как было у меня в привычке. Нога сама выкидывалась.

Но класс уже успел представить, как Людмила Давыдовна Пляс летит головой в угол стола и успел охнуть, ахнуть и ойкнуть. Она была очень лёгкой, наша любимая математичка и я её смог удержать от падения, хоть она и потянула меня за собой. Но я крутнулся и сам грохнулся спиной на ребро письменного стола, уронив математичку на себя. На этом суббота для меня закончилась.

* * *

Очнулся я только в среду. В среду шестнадцатого февраля одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.

------------------------------------------------------------

[1] «Хэйко-дачи» - естественная (параллельная) стойка в каратэ.

Выполнение: ноги на ширине плеч, ступни параллельно, носки чуть в сторону. Давление тела равномерно распределено по всей площади ступней обеих ног. Руки свободно опущены вдоль тела, кисти можно сжать в кулаки.

Особенности: с этой стойки можно осуществлять переход в любую другую, а также выполнять любой приём самостоятельно, свободно, контролируя действия противника.

Существуют варианты стойки: правая или левая нога может быть чуть впереди.

Глава 11

- Ну, вот, - услышал я. – всё хорошо, что хорошо кончается. Ты слышишь меня, Миша?

- Слышу, - хотел сказать я, но у меня не получилось.

Однако вопрошавшему моя реакция понравилась.

- Губы шевелятся. Скоро и голос прорежется.

- Ага, - сказал внутренний голос, - месяца через два.

Мысли у меня в голове ползали, словно черви. Я это чувствовал физически. И одновременно я не понимал ни кто я, ни где я, ни что со мной происходит. Открыв глаза, я увидел потолок и светильник с лампой дневного света. То, что это лампа именно дневного света, я почему-то знал. Больше я не знал ничего, и самое интересное, что и не хотел ничего знать. Мне не нравилось, что меня тревожили, наполняя мой внутренний миг разными звуками и светом. Глаза невыносимо пекло и я их прикрыл.

- Саша, закапайте ему гиалурон.

- Хорошо. Сейчас делаю.

- Продолжаем выводить препараты сна. Проливаем, поливаем, проливаем. И полный контроль сердечного ритма. ИВЛ отключаем и наблюдаем. И массаж тканей. Некроз, вроде, почти избежали. Спасибо отцу, ребёнка.

- Да какой он ребёнок, Александр Николаевич? – раздался женский голос.

- Вы, Людочка, не смотрите на его взрослые первичные половые признаки. После искусственного сна такой продолжительности… Кхм-кхм… Всё хорошо будет, молодой человек.

Я ничего не понимал, о чём они говорят и мне вроде как было, с одной стороны, всё равно, что вокруг меня происходило, а, с другой стороны, меня всё это очень сильно раздражало.

- Тихо, тихо, - вдруг снова сказал какой-то внутренний голос.

- Кто это? – в первые после сна по настоящему подумал я.

- Это – я, твой внутренний голос, – сказал кто-то внутри моей головы. – Не помнишь ничего? Это не есть хорошо, но это вполне естественно. Я тут за время твоей комы такого наслушался, что могу в медицинский поступать сразу на курс третий.

- Не помню, - подумал я. – Ничего не помню. Кто я?

- Ты?

«Оно» назвало имя, отчество, фамилию, которые не вызвали во мне никаких ассоциаций и продолжило:

- Ты попал в нейрохирургию после удара головой о парту, когда спасал от падения учительницу. Оперировали тебя под общим наркозом и, по решению московского «светилы» Александра Николаевича Коноварова, который на твоё счастье в это время, был во Владивостоке, проездом из Сеула, ввели в искусственную кому. Он тебя сам и прооперировал, да тут с тобой и задержался. Пишет научный труд по твоему случаю. Он так «обрадовался», что ты сюда поступил с таким диагнозом, что ходит и бормочет, что ему небеса дар сподобили.

- Не трынди. Утомил, - попросил я. – Спать хочу.

- Это из тебя ещё препараты не все вышли. Поспи ещё чуть-чуть и будем реабилитироваться. Мне без тебя твои нейронные связи не восстановить. Да и я тут уже тоже слегка усох.

Кто усох? Где усох? Я не понимал и не хотел понимать происходящее, а просто снова проваливался в темноту. Однако, как я почти сразу убедился, в темноте уже не было того покоя, как раньше. Когда я висел тут в абсолютном мраке. Теперь вокруг меня проплывали всполохи то тёмно-синего, то тёмно-фиолетовых цветов. Имелись какие-то звуки на уровне ультразвука, проникающего в мозг и инфразвука, проникающего в тело.

О! Я вспомнил, что у меня когда-то было тело. И, оказывается, оно есть и сейчас. Что такое тело, я не знал, но мог рассуждать о нём. Это должно быть что-то такое же плотное, как мои мысли, которые спрессовались в плотную массу и ворочались словно тесто в бетономешалке.

- О! Я вспомнил, слово «бетономешалка», но не знал,