Княжич Юра V - Михаил Француз

Да — такое и должно вызывать шок у толпы. Да и… именно на такую реакцию и надеялся. Именно она мне была нужна!

Секунда полного непонимания, когнитивного диссонанса, гулкой звенящей пустоты в направленных на меня тысячах взглядов — всех взглядов, всех людей на площади! Я их поймал! Да!

Если, мне казалось, что на красной дорожке Зимнего или на его малой сцене в большом зале, я испытывал кайф, то — нет! Не кайф то был, а тень кайфа, намёк на кайф, отзвук кайфа! В сравнении с тем, что я испытал в эту секунду. Меня, словно бесконечно прочный воздушный шарик на газовый баллон натянули, у которого сорвало кран. Или… скорее, как панель мощнейшей солнечной батареи, которую всё время её существования хранили в темноте, а сейчас, в жаркой пустыне, разом сдёрнули сразу со всей поверхности плотное покрывало — во мне вскипела и взбурлила такая сила, такая энергия, такая мощь! Что я еле удержался от того, чтобы выплеснуть её сразу в какое-нибудь яркое безумство-проявление. Пока удержался.

И только голос мой окреп. Он и так-то слабым или тихим не был, но теперь просто грохотал.

— Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du hast mich

Du hast mich gefragt… — постепенно, с каждым повторением фразы, с каждым новым аккордом, толпа на площади оживала. Шок проходил. Но их теперь захватывала сама музыка, жутковатые непонятные слова гениально-загадочного произведения Рамштайна.

И именно теперь, начали подключаться мастера по эффектам и пиротехники. От края сцены вверх, в небо потянулись резкие, отрывистые огненные струи.

Огонь — не моя Стихия. Моя Стихия — Вода. Но эта музыка, эти слова… не мыслимы без огня! Рамштайн без пиротехники — не Рамштайн.

Огонь — не моя Стихия, но… сейчас, на этой сцене, я чувствовал его органичность, его естественность, я чувствовал… его.

Огонь, в конце концов, это что? Это реакция, в которую вступают определённые вещества с кислородом, органические вещества. Реакция, в результате которой образуется CO2 и H2O, плюс всякие примеси, сажа, высвобожденные металлы, зола и прочее, прочее, прочее… Реакция, которая создаёт Воду!

Огонь — это Рождение Воды!!!

Эта мысль была настолько неожиданной и грандиозной, что поразила меня, подобно вспышке молнии. Я замер и позабыл обо всём. Даже перестал петь, благо, был проигрыш в музыке, и от меня голоса не требовалось, а струны на гитаре руки перебирали сами, без какой бы то ни было осознанности, на полном автомате — не зря же я столько репетировал, тренировался и зазубривал свои партии.

Я остановившимися и круглыми от шока, глазами смотрел на струи пламени в воздухе…

Огонь не убивает Воду, он рождает её! Потрясающая мысль. Такая мощная, огромная и угловато-громоздкая, что никак не желала укладываться в моей голове.

А музыка, между тем позвала, и я запел снова. Причём, люди на площади начали мне подпевать.

— Du…

— du hast…

— du hast mich…

Простые, но заразительные повторяющиеся слова, под заводящую музыку. И зритель начинал заводиться. Всё озеро зрителей начинало заводиться. И я заводился. Сильнее и сильнее. Никто же не отменял того кайфа, который я испытывал от их внимания. Я упивался этим вниманием.

Даже та грандиозная мысль, так поразившая меня, начала постепенно тускнеть под напором потока этого внимания. Тускнеть… уступая место вопросу, ничуть не менее фундаментальному и грандиозно-парадоксальному: А может ли Вода рождать Огонь? Или она его только убивает?

До самого конца этой песни я не мог себе ответить на него. Но, честно говоря, не слишком и старался. Я пел! И играл. Я купался во внимании зрителей.

Песня закончилась. Музыка смолкла. Свет погас. Сразу и весь, погрузив площадь с людьми, чьи глаза привыкли к ярким вспышкам и отвыкли от темноты, в непроглядный мрак.

Который, однако, не продлился долго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы подготовиться к следующей песне.

И у нас в программе под номером два стоял: «Engel». Более медленная и более «тяжёлая» песня.

Сам Тиль, для исполнения её со сцены, на концерте, выходил со здоровенными металлически-механическими крыльями на спине, к которым тянулись шланги с газом и провода с электричеством. Здоровенными и тяжёлыми настолько, что сам Тиль еле-еле мог двигаться с ними и был всё время наклонён вперёд.

Это создавала дополнительную драматичность и надрыв. А уродливость этой конструкции подчёркивала мрачную «тяжесть» песни.

Я… мог бы полностью повторить этот его трюк. Собрать на заказ такие крылья за время подготовки к концерту, не было большой проблемы — мастеров хватало, денег — тоже. Да и физической силы с выносливостью держать нечто подобное на спине в течении исполнения одного трека — мне бы хватило. Я и петь бы с ними смог.

Петь. Но не играть. Гитару пришлось бы отставить в сторону. А я этого не захотел. Да и вообще: я ж не обязан плагиатить всё полностью! Можно же и творчески переработать взятую красивую идею, используя те возможности, силы и средства, которые есть под рукой… и которых не было у Линдемана.

В данном случае — Воду.

Кто мне помешает создать такие же крылья, и даже больше — из Воды? Ответ: никто. Почему, вообще кто-то должен мешать или запрещать? Я — Одарённый, я — Право имею. Дар — суть моя!

Вот я и сделал.

За сценой, специально для меня был установлен здоровенный резервуар с водой, из которого, за время «тёмной паузы», я успел эту воду вытянуть и сформировать из неё крылья за своей спиной. Сложенные, сомкнутые крылья. Такие, как были у Тиля. Только… больше. Намного больше. Меня же не ограничивал вес конструкции — Вода подчинялась мне, и сама держалась в воздухе, совершенно не давя на плечи. А также не останавливала и не мешала крыша над сценой… которой не было. Я мог позволить себе любой размер этого аксессуара. Хоть сразу со всю площадь!

Я остановился на двенадцати метрах в высоту, в «сложенном» состоянии.

Восхищённый слаженный вздох толпы.

Мелодично-загадочный пронзительный свист, его стартовые переливы — синтезатор. Удары по клавишам — снова синтезатор. Снова ударные. Снова гитары. Моя партия…

— Wer zu Lebzeit gut auf Erden

wird nach dem Tod ein Engel werden

den Blick gen Himmel fragst du dann

warum man sie nicht sehen kann…

Дальше в дело вступают нежные голоса девушек, которые оттеняют мою грубость и брутальность. Нежные,