Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр

Горбачев Рохлина не любит. Он вообще боится и не любит военных, относится к ним с подозрением. И тема «машина возмездия» отдана Горбачевым именно Рохлину только потому, что, как я понимаю, Майкл Горби считает ее мифом. Он в самом принципе не верит в реальность этого оружия и делает какие-то шаги в этом направлении только потому, что хочет подлизать зад Западу.

Но Алферов в этой теме не зря, он бы не стал тратить время на мифы. Как и Рохлин. Есть еще Сорокин. Полковник ГРУ. Его присутствие на директорском месте в «Р. И. П.» вообще показательно.

Пока все более или менее логично. Если «машина возмездия» может быть запущена, то у генерала Рохлина — и у Бакланова соответственно — появляется такой туз в рукаве, который крыть будет нечем. Ни Западу, ни США, ни Горби, и уж, тем более, ни Ельцину, который буквально на днях выйдет на первый план.

Но в моей прошлой жизни ничего подобного в мире не случилось. Даже намека не было.

Хотя… я в первом варианте Владислава Агеева встречался с Вовчиком, и он дал мне номер московской «крутой конторы», как он тогда выразился. Значит, тема «Р. И. П.» тогда тоже была? Возможно. И, скорее всего, в том же составе. Но — что-то, видимо, не срослось. Чтобы найти пульт управления грозным оружием, не хватило чего-то. Или — кого-то. Может быть, меня?..

В общем, вопрос остается открытым: был ли «Р. И. П.» в реальной истории? Почти по классику: «А был ли мальчик?»…

Кстати, о мальчике: кто такой вокзальный дурачок, и почему этим аутистом интересуется Алферов? Еще хотелось бы узнать, каких «чертей» он увидел за моей спиной?

Глава 17

— Влад! Да Влад же! Проснись! — ботаник теребил меня за руку.

Я тут же вскочил с кровати, запутавшись в одеяле.

— Что стряслось⁈ — приготовился решать проблемы, еще не продрав со сна глаза.

— Пошли, — Петр поманил меня за собой.

Натянул штаны, надел футболку и, накинув камуфляжную куртку, босиком выбежал в холодное горное утро.

— Смотри! — глаза Петра горели восторгом, на лице написано такое благоговение, что хоть картину пиши.

Я зевнул.

— Куда смотреть? — поежился от утренней прохлады и подумал, что надо было обуться — босиком по росе не очень комфортно.

— Туда! Смотри, какой удивительный рассвет в горах! Какое волшебство создают солнечные лучи, освещая горные вершины, — прошептал Петр.

Я взглянул на горы. Синие тени на темной зелени вершин прочерчены пурпурными мазками. Светлый край неба, первые солнечные лучи и с другой стороны луна — уже размытая, почти прозрачная. Слышны птичьи трели. Соловьи? Наверное. Заслушаться можно. Где-то сбоку шумит река. Посмотрел туда — на берегу неподвижная человеческая фигура. Олег. Медитирует. Сидит на земле, сложив ноги по-восточному, руки в стороны. Его гудящий «Ом-мммм» удивительно вписывается в общую атмосферу.

Действительно, красиво, и в другое время я бы сам замер, впитывая в себя величие природы, но… Посмотрел на часы и закатил глаза.

— Петруха, время половина пятого утра. И ты вытащил меня из кровати, чтобы показать, как встает солнце?

— Влад, это романтика! — Петр надулся.

— Петр, это сырость… И это долбанутый спутник, который не понимает, что предстоит долгий путь и дополнительные полчаса сна будут вот совсем ни разу не лишними. Хорошо, что в Горном Алтае комаров нет — как класса. Сейчас бы уже до костей обглодали.

Повернулся, пошел в санаторный корпус. Через десять минут, растолкав американца (что удалось с большим трудом), вышел к сторожке. Олег был собран, подтянут, молчалив — впрочем, как обычно. Старый сторож суетился с завтраком, и я не стал отказываться. Американец снова зашуршал фантиками, расчехляя шоколадки, а вот Петр умял вчерашний супчик и отдал должное пирогам, которые гостеприимный хозяин не только выложил на стол, но еще и всучил пакет ученому. Гостинцы в дорогу, как выразился старик.

Он проводил нас и долго смотрел вслед машине. По крайней мере, пока автомобиль не свернул у перекрестка, я видел его сгорбленную фигуру в зеркало заднего вида.

Только отъехали от Маймы, Олег попросил остановиться.

— Буквально на пару минут, — сказал он.

Я остановил машину. Монах спрыгнул на землю, прошел к сухому дереву, увешанному лентами — синие, зеленые, красные обрывки ткани трепыхались на ветру. Олег достал белую ленту и повязал на ветке, с трудом отыскав свободное место.

— Попросил духов, чтобы в горах оберегли, из гор вывели, — тихо произнес он, вернувшись в машину.

Дорога — это всегда испытание на прочность. Кажется, только разогнался, поймал ритм, и тут очередной участок, изрешеченный колдобинами и трещинами. Машина подпрыгивает на кочках, ухает колесами в выбоины. Скрипят амортизаторы, что-то позвякивает в багажнике. На заднем сиденье со стонами матерится американец. Его то протяжное, то резкое «Шшит!» то и дело раздается в салоне. Романтика, чтоб ее! Асфальт не поддерживали с начала перестройки, а за пять лет горную дорогу убить вообще запросто.

От Аржан-Су доехали до поворота на Семинский мост и дальше — на Семинский перевал. Через горы перевалили почти незаметно — отрегулированный мотор «Патрола» легко урчал, не захлебывался.

На перевале невольно притормозил, наслаждаясь величием открывшегося вида. Последний степной участок перед летящими в небеса снежными вершинами. Вдалеке мелкие коробочки последнего относительно крупного районного центра перед границей с Монголией.

Перед въездом в Кош-Агач Олег махнул рукой, показывая направление. Я свернул, проехав с полкилометра, остановился у небольшого домика, стоящего на отшибе.

— К Айдеру с пустыми руками нельзя, — Олег открыл багажник, достал из своего рюкзака охотничий нож. Я такие видел только в интернете: из дамасской стали, ручка из дерева, с инкрустацией, особая двухсторонняя заточка. Долговечная и очень функциональная вещь.

— Не жалко? — спросил Олега.

— Все иллюзия, все майя, — он задвинул нож и сталь, блеснув на солнце, плавно вошла в ножны.

— Петр, остаешься в машине, и чтобы ни на шаг. Искать тебя сегодня в наши планы не входит, — предупредил я ученого. — Арни, ты хочешь пойти к шаману?

— О, иес! Я мечтать увидеть старинный рашн обрят! — возбудился американец. — Я есть собирать старинный обрят-ты…

— Легенды, сказки, тосты, — проворчал я.

— Я тоже хочу к шаману, — оживился Петр. — Шаманские практики…

Но я перебил его:

— Пока твой фонтан красноречия не включился на полную катушку, еще раз прошу: посиди пять минут спокойно. — я видел, как Петр расстроился и подсластил пилюлю:

— На обратном пути заедем к шаману еще раз, обещаю.Я рассчитываю на тебя? И ты про пироги забыл, остыли поди?

— Точно, — ботаник завозился в вещах, выудил пакет с пирогами, надкусил и замычал от удовольствия. — М-ммм… С пареной калиной! Я такие только у бабушки ел!

У шамана в избе (всегда думал, что шаман живет в какой-нибудь хижине в лесу — это как минимум) было вполне себе цивильно: телевизор, нормальная мебель, ковры на стенах, привычный с детства советский дизайн.

Шаман казался очень-очень старым. В глубоких морщинах застыла история бесчисленных переходов и ночей, проведенных у костра Глаза старика, казалось, смотрели куда-то вглубь, в какой-то иной пласт реальности.

Но поражал не он, а то, что на нем было навешано: мешочки с таинственными снадобьями, амулеты из клыков и когтей, перья, обмотанные цветными нитками. От шамана пахло дымом, сухой полынью и чем-то звериным и сладковатым. Руки покрыты шрамами, обломанные ногти на длинных пальцах темные, будто из дерева.

Тем более странно смотрелся этот персонаж на фоне чехословацкой мебельной стенки и телевизора. В советской обстановке он вызывал когнитивный диссонанс. Пожалуй, только жаровня с тлеющими углями посреди комнаты, на которой булькал котелок с дурно пахнущим варевом, органично смотрелась рядом с ним.

Сам шаман обрадовался Олегу, как родному. Он что-то сказал ему на непонятном языке, наш проводник ответил и подал нож. Глаза шамана блеснули удовольствием, но он тут же положил подарок на стол. Взял со стола мешочек и бросил горсть сушеной травы на угли в жаровне — по дому поплыл сладковатый, душистый дымок. Айдер нахлобучил на голову шапку, украшенную перьями и бусинами, взял в руки бубен, и заговорил — заунывно и гортанно — речитативом.