Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

— Здесь⁈ — она рассмеялась, и этот смех был горьким. — Ты серьёзно⁈ Ты называешь это «быть здесь»⁈ Ночевать между дежурствами — это «быть здесь»⁈ Забегать на час, чтобы поесть и переодеться — это «быть здесь»⁈

Так. Спокойно. Факты, только факты. Эмоции потом.

Я наблюдал за ней, и в моей голове автоматически запускался диагностический процесс. Расширенные зрачки — адреналиновый выброс, реакция «бей или беги». Учащённое дыхание — гипервентиляция, может привести к головокружению и онемению конечностей. Покрасневшие щёки — приток крови к лицу, признак сильного эмоционального возбуждения. Дрожащие руки — тремор, который она пытается скрыть, сжимая кулаки.

Классическая картина острого стресса. Или…

Или чего-то другого.

Потому что это была не просто ссора. Не просто накопившаяся обида, которая наконец вырвалась наружу. Я видел достаточно семейных скандалов — и как врач, и как человек — чтобы отличить одно от другого.

Это было… программой. Как будто кто-то нажал кнопку — и запустился заранее записанный сценарий. Обвинения шли одно за другим, словно по списку, словно она репетировала эту речь заранее. Слишком гладко. И искусственно.

— Ты вообще помнишь, когда мы последний раз куда-то выходили вместе? — продолжала она, и её голос звенел от напряжения. — В кино, в ресторан, просто погулять? Я уже забыла, как это — быть твоей девушкой, а не твоей домработницей, которая ждёт хозяина и кормит его кота!

— Морковка — кошка, — машинально поправил её я.

— Да какая разница⁈ — она взмахнула руками так, словно хотела разбить что-то невидимое. — В том-то и дело, что тебе всё равно! Тебе всё равно на меня, на нас, на всё, что не связано с твоей драгоценной работой! Я для тебя — просто… просто удобная функция! Еда на столе, чистые рубашки, тёплая постель! А как только я пытаюсь поговорить о чём-то важном, о нашем будущем, о том, куда мы движемся — у тебя сразу пациент, сразу срочный вызов, сразу «потом поговорим, дорогая»!

Это не она. Это не моя Вероника.

Мысль пришла откуда-то из глубины, холодная и чёткая, как диагноз, который ставишь по одному взгляду на пациента.

Она никогда так себя не вела. Даже когда обижалась — а она обижалась, и я это заслуживал, я первый признаю — она не нападала вот так, с порога, без предупреждения. Она была из тех людей, которые сначала молчат, потом плачут в подушку, потом говорят — тихо, осторожно подбирая слова, боясь ранить даже того, кто ранил их.

А сейчас…

— Фырк, — позвал я мысленно.

Бурундук, который всё это время тихо сидел на полке, наблюдая за сценой с выражением крайней заинтересованности, встрепенулся.

— Слушаю, двуногий. Кстати, я бы на твоём месте пригнулся — по-моему, она сейчас чем-нибудь кинет.

— Не до шуток. Мне нужно, чтобы ты просканировал её мозг. Прямо сейчас. Ищи всё — аномалии, воспаление, опухоли, повреждения сосудов, кровоизлияния. Всё, что найдёшь.

— Мозг? — Фырк удивлённо моргнул. — Ты думаешь, это что-то… медицинское?

— Я думаю, что это что-то. И хочу знать, что именно.

— Понял, работаю.

Он соскочил с полки и метнулся к Веронике, которая продолжала ходить по кухне, выплёскивая на меня всё новые обвинения. Для неё он был невидим — просто поток воздуха, который она не заметила, слишком поглощённая своей яростью.

А мне нужно было выиграть время.

Первое правило работы с агрессивными пациентами, которому меня научили ещё в ординатуре: не спорь. Не оправдывайся. Не пытайся доказать свою правоту. Это только подливает масла в огонь, только убеждает человека, что его не слышат, не понимают, не уважают.

Второе правило: соглашайся. Признавай чувства. Показывай, что ты на его стороне, даже если он несёт полную чушь.

Третье правило: перехватывай инициативу. Меняй тему. Предлагай решение. Давай человеку то, чего он на самом деле хочет — а он обычно хочет не победить в споре, а почувствовать себя услышанным.

Я встал из-за стола. Медленно, осторожно — как подходят к раненому животному, которое может укусить от страха. Сделал шаг к ней. Другой.

Она отступила, вскинула руку, как будто защищаясь.

— Не подходи ко мне! Я ещё не договорила!

— Ты права, — сказал я тихо.

Она осеклась на полуслове. Моргнула. Уставилась на меня так, словно я вдруг заговорил на суахили.

— Что?

— Ты права. Во всём права. Каждое слово, которое ты сейчас сказала — правда. Я был эгоистом. Я был занят своей работой и забывал о тебе. Я принимал тебя как должное, как что-то, что всегда будет здесь, что никуда не денется. И это было нечестно. По отношению к тебе — нечестно.

Она стояла неподвижно, и я видел, как меняется выражение её лица. Злость никуда не делась, но к ней примешалось что-то другое. Растерянность. Недоумение. Она ждала сопротивления, ждала оправданий, ждала спора — а получила капитуляцию.

Это выбило её из колеи.

— Ты… — она запнулась, подбирая слова. — Ты серьёзно? Или это какой-то трюк?

— Никаких трюков, — я сделал ещё один шаг. — Я правда виноват. Я правда был плохим… — партнёром? женихом? мужчиной? — … был плохим. И я хочу это исправить.

— Исправить, — она произнесла это слово так, будто пробовала его на вкус. — И как ты собираешься это исправить? Опять пообещаешь, что будешь приходить раньше, проводить со мной больше времени, а через неделю всё вернётся на круги своя?

— Нет. Не пообещаю.

Я мягко взял её за плечи. Она напряглась, но не отстранилась.

— Я сделаю кое-что другое. Кое-что, что покажет тебе, что я серьёзен. Что ты для меня — не «удобная функция», как ты сказала. Что ты — самое важное, что у меня есть в этом мире.

— И что же это? — в её голосе всё ещё звучал скепсис, но уже не такой острый, не такой ядовитый. Как будто буря начала стихать.

— Давай купим дом.

Тишина.

Где-то на улице проехала машина. Где-то в соседней квартире заплакал ребёнок. Где-то капала вода из неплотно закрытого крана. Но здесь, на нашей маленькой кухне, повисла такая тишина, что я слышал, как бьётся её сердце.

— Дом? — переспросила она шёпотом. — Какой дом?

— Большой. За городом, где воздух чистый и соседи не орут по ночам. С садом, чтобы ты могла выращивать свои любимые помидоры. С баней, потому что какой русский дом без бани. С участком, чтобы Морковка могла бегать по траве и ловить мышей. Наш дом, понимаешь? Не моя квартира, куда ты приходишь в гости. Наш общий дом, где мы будем жить вместе. Как семья.

Она смотрела на меня — долго, молча, не моргая. И я видел,