Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

Вывод напрашивался сам собой.

— Её околдовали, — сказал я вслух, и собственный голос показался мне чужим.

— Похоже на то, — Фырк кивнул. — Вопрос — кто и зачем. И как давно.

— Отец.

— Что?

— Её отец, — я встал и подошёл к окну. За стеклом спал ночной Муром — тёмные силуэты домов, редкие огни фонарей, звёзды в чёрном небе. — Сергей Петрович Орлов. Он — главный подозреваемый.

— Тот алкоголик, который съехал неизвестно куда? — Фырк скептически прищурился. — Ты думаешь, он маг? Пьяница из панельной пятиэтажки?

— Я ничего не думаю, — я не отрывал взгляда от ночного города. — Я знаю только то, что знаю. Вероника сказала, что была у него. Квартира пустует. После этой «встречи» она изменилась. В её мозгу — магическое свечение.

Я помолчал.

— Связь очевидна. Остальное — нужно выяснять.

— И как ты собираешься это делать? — Фырк запрыгнул на подоконник рядом со мной. — Найдёшь этого Орлова и спросишь: «Извините, это вы мою любовницу заколдовали?»

— Для начала — узнаю больше о таких воздействиях. Что это за магия. Как она работает. Как её снять.

— У тебя есть идеи, где искать?

Я задумался. Варинатов не много. Серебряный. Он менталист и как раз специалист по такому воздействию. А еще Мышкин? Инквизитор может знать что-то полезное, но светить перед ним эту историю мне не хотелось — пока, во всяком случае.

Оба вариант оставлю про запас.

— Разберусь, — сказал я наконец. — Завтра. А сейчас — спать.

— Ты уверен, что сможешь уснуть? После всего этого?

Хороший вопрос. Я чувствовал себя так, словно меня пропустили через мясорубку — усталость навалилась разом, тяжёлая, свинцовая. Но в голове всё ещё крутились мысли, вопросы, подозрения.

— Попробую.

— Удачи, — Фырк зевнул. — А я пока покараулю. Мало ли что.

Я кивнул и пошёл обратно в спальню.

Вероника спала, свернувшись калачиком, и лунный свет серебрил её волосы. Я лёг рядом, обнял её — осторожно, чтобы не разбудить — и долго лежал, глядя в потолок.

Где-то там, в темноте, скрывался человек, который причинил боль женщине, которую я любил. И я собирался его найти.

Уснул я только под утро. Утро встретило меня пустой постелью и запиской на подушке.

Почерк Вероники — аккуратный, с характерными завитушками на «д» и «у», которые она ставила со времен уроков по чистописанию:

«Срочно вызвали на смену — нужны все руки. Извини, что не разбудила, ты так сладко спал, что жалко было. Завтрак в холодильнике, только разогрей. Люблю тебя, мой герой! В.»

Я перечитал записку дважды, пытаясь понять — это она писала? Настоящая Вероника? Та, которая смеялась вчера за ужином, рассказывая про деда-симулянта? Или та, которая кричала на меня час спустя?

Стоп. Хватит. Паранойя — плохой советчик. Если я начну сомневаться в каждом её слове, в каждом жесте, в каждой записке — я сойду с ума раньше, чем найду того, кто это с ней сделал.

Нужен план. Нужна информация. Нужно действие.

Но сначала — больница. Я отсутствовал довольно долго.

Хирургическое отделение Муромской больницы встретило меня привычным запахом — сложным коктейлем из антисептика, хлорки, несвежего кофе и чего-то неуловимо больничного, что невозможно описать словами, но что узнаёшь мгновенно.

Запах дома. Запах работы. Запах того места, где я знал, что делаю, где всё было понятно и предсказуемо, где не нужно было разгадывать загадки магических воздействий на мозг любимого человека.

Я шёл по коридору, кивая медсёстрам и санитаркам, и чувствовал, как напряжение последних дней понемногу отпускает. Не исчезает совсем — нет, оно притаилось где-то в глубине, готовое выскочить, — но отступает. Даёт передышку.

— Илья Григорьевич! — Зинаида Павловна, толстая медсестра с добрым лицом и железной хваткой, помахала мне от поста. — Вернулись наконец! А мы уж думали, вас там столица проглотила и не выплюнула!

— Не дождётесь, Зинаида Павловна. Как тут без меня? Больница ещё стоит?

— Стоит, куда денется. Ваши мальчики молодцы, всё держат под контролем. Величко прямо расцвёл, командует тут всеми, как генерал. Я ему говорю: Сёма, ты бы поменьше булок-то ел, а он мне: некогда нормально есть, Зинаида Павловна, у меня пациенты! Представляете?

Мои мальчики. Величко, Муравьёв, Фролов. Хомяки, как я и Шаповалов их когда-то называл — не со зла, а с нежностью. Они выросли за эти месяцы, возмужали. Стали командой.

Из ординаторской доносились голоса — знакомые, родные, перебивающие друг друга в горячем споре. Я толкнул дверь и остановился на пороге.

У доски стоял Величко — Пончик, который за время моего отсутствия заметно похудел и осунулся. Стресс и ответственность сделали своё дело. В руке он держал ручку, которой тыкал в расписание операций, а голос его звенел от раздражения:

— … в сотый раз тебе объясняю, Славик: мы не можем взять Козлова раньше Ложкиной только потому, что у него «динамика получше»! У Ложкиной очередь, она уже неделю ждёт, а ты хочешь её ещё на два дня отодвинуть!

— Да я не хочу её отодвигать! — Славик размахивал какими-то бумагами. — Я просто говорю, что если мы возьмём Козлова первым, то освободим операционную к обеду, и тогда Ложкину можно будет взять в тот же день! А если наоборот — Ложкина займёт всё утро, и Козлов уедет на завтра!

— А завтра у нас Петров и Сидорчук, забыл⁈ И ещё этот, как его, из терапии, которого нам спихнули…

— Илья!!!

Славик заметил меня первым. Вскочил со стула так резко, что тот отлетел назад и с грохотом врезался в шкаф с документами. Какие-то папки посыпались на пол, но никто не обратил внимания.

— Мужики! Смотрите кто пришёл! Живой! Здоровый! И даже не в наручниках!

Через секунду меня обступили все трое. Величко обнял так крепко, что хрустнули рёбра и я на мгновение пожалел, что вообще сюда пришёл. Фролов хлопал по спине с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Славик пытался одновременно пожать мне руку и сунуть чашку с кофе.

— Осторожнее, черти! — я высвободился из объятий Величко и отступил на шаг. — Я вам ещё пригожусь, не ломайте раньше времени!

— Да мы тебя уже похоронили и оплакали! — Величко сиял, как начищенный самовар. — Звоним — не отвечаешь. Пишем — игнорируешь. Кобрук спрашиваем — она отмалчивается, говорит какие-то туманные вещи типа «он занят важным делом, всё объяснит, когда вернётся». Мы уж решили, что тебя там аристократы в подвале замуровали за какой-нибудь неправильный диагноз!

— Или в инквизицию сдали, — добавил Славик мрачно. — За колдовство там, или за что они обычно сажают…

— Типун тебе на язык, —