Патруль (СИ) - Гудвин Макс

Причём врачи этой самой ВВК скорее всего свои же тесты бы провалили. Ну да, не суть…

И вот теперь я, бывший подозреваемый в распространении кристаллической смерти в корыстных целях, должен его пройти и доказать всем, что я не северный олень.

— Смотри, провалишь детектор лжи — в отделе тебя будут называть Пабло Эскобаром, — пошутил взводный.

— Кстати, мы тебе звонили, ты чего трубку не брал? — спросил у меня ротный.

— Я в этой кутерьме телефон посеял, — ответил я, не уточнив, что посеял я его в известной мне тумбочке у одной стриптизёрши.

— Как пройдёшь, доложи в дежурку, если телефона нет, — ответил ротный. — И тогда завтра у тебя выходной, а во вторник заступаешь. Приедь пораньше.

Я кивнул ротному, войдя в здание ВВК. И первым делом подошёл к окошечку проходной и спросил, куда мне идти.

— У вас записано? — спросили меня в ответ.

— Я Кузнецов, мне на полиграф, — и чернявенькая девочка-сержант, покопалась в документах, и сказала: — Полиграф направо, седьмой кабинет, у вас запись на три, придётся подождать.

— Я подожду, — и, пройдя в узкий коридор, сел на лавочку.

И через пару минут меня пригласили изнутри, позвав голосом:

— Заходите!

Дверь в седьмой кабинет была не просто узкой, она была тонкой, словно картонная, и открывалась внутрь помещения, где воздух стоял спёртый и прохладный, отдающий кондиционером и озоном. Всё убранство составляли серый стол, два стула — один для специалистки, другой, с низкой спинкой, для меня — и пару тумбочек с техникой. На одной из них покоился сам агрегат — невзрачная черная коробка с массой проводов, похожих на щупальца.

Женщина, ожидавшая меня, была моих лет из прошлой жизни, но её лицо выдавало преждевременную усталость, а во взгляде читалась холодная, методичная протокольность. Никакого «здравствуйте», лишь короткий кивок на стул.

— Кузнецов? — спросила она.

— Да, — ответил я

— Садитесь.

Такое ощущение, что она сама была живой машиной подстроившись психикой под её аппарат.

Я опустился на стул, почувствовав, как под тонким винилом обивки угадывается жёсткий металл каркаса. Спиной к двери.

— Сейчас подключу оборудование. Сидите спокойно, не двигайтесь.

Она взяла первую эластичную ленту, похожую на ту, что используют врачи для измерения давления, но только шире и с пластиковым датчиком посередине.

— Дыхание, — коротко пояснила она, туго обхватывая лентой мою грудную клетку. Потом вторая лента, на живот. Стало дышать чуть теснее, как в бронежилете после забега по лестницам.

Затем последовала манжета тонометра. Она накачала её на моей левой руке с таким расчётом, чтобы не пережать артерии, но давящее ощущение чужого контроля осталось.

— Давление и пульс.

Самыми неприятными оказались «прищепки» — два датчика с мягкими металлическими пластинами, которые она закрепила на указательном и безымянном пальцах правой руки.

— Кожно-гальваническая реакция. Потоотделение.

Последним штрихом стал крошечный микрофон, направленный на меня с края стола. Комната, и без того тихая, погрузилась в гробовую тишину, нарушаемую лишь щелчком включения полиграфа и едва слышным жужжанием вентилятора внутри коробки.

Она села напротив, её пальцы пробежались по клавиатуре ноутбука, экран которого был развёрнут от меня.

— Сейчас я задам несколько простых вопросов для калибровки аппаратуры. Отвечайте чётко «да» или «нет». Не двигайтесь, не глубоко дышите, не сжимайте пальцы. Понятно?

— Понятно, — кивнул я, чувствуя, как холод от датчиков на пальцах медленно сменяется теплом собственного тела.

Она посмотрела на экран, потом на меня. В её глазах не было ни капли интереса, лишь чистая функция.

— Начнём. Вас зовут Слава?

— Да.

— Сейчас за окном день?

— Да.

— Вы находитесь в здании ВВК?

— Да.

Аппаратура тихо щёлкала, записывая мою «норму». Моё спокойное, фоновое состояние. Я смотрел на стену перед собой, пытаясь представить её зелёной улицей августа для настроения, но видел лишь гладкую белую поверхность.

Калибровка закончилась. Она снова посмотрела на меня. В её взгляде появилась острота профессионала, ей уже дали вопросы на которые меня надо проверить.

Адвоката мне не дали, вовремя, сутки меня в камере не навещали, а вопросы для полиграфа подготовили. Узнаю родную милицию, что в моё время, что сейчас…

— А теперь, — произнесла она, и её голос приобрёл металлический оттенок официальной процедуры, — переходим к основным вопросам. Отвечайте правдиво. Вы хранили у себя в квартире пакет с мефедроном, который был изъят при обыске?

«У, какой сложный вопрос, как бы не посыпаться и во всём не сознаться,» мелькнуло у меня, но голосом я ответил естественно, — Нет.

— Этот пакет с мефедроном принадлежал лично Вам?

— Нет.

— Вы лично поместили этот пакет с мефедроном в свою комнату?

— Нет.

— Вы знали о наличии этого пакета с мефедроном в вашей комнате до прихода оперативников?

— Нет.

— Вы имели намерение продать или передать кому-либо наркотическое вещество, найденное у вас?

— Нет.

— Вы получали когда-либо доход от распространения наркотических веществ?

— Нет.

— Вы знакомы лично с людьми, которые занимаются торговлей наркотиками?

— Нет.

И тут она подняла не меня удивлённый взгляд,

— У вас всё еще есть возможность во всём признаться.

«Снимай маску женщины, опер из ОСБ я тебя раскусил!» — подумал я, но в слух сказал другое…

Глава 22

Полиграф и человеческое

На какой вопрос она именно среагировала, я не знал. Если на последний, то мог ли я быть в прошлой жизни с такими гражданами знаком? Да, конечно же, да! Надо ли людям в сегодняшнем воплощении об этом знать? Ну, естественно, нет!

— Я готов, — кивнул я. — Я был лично знаком с Волтером Вайтом. (Память Славы Кузнецова убеждала меня, что это хорошая шутка.)

— Если вы будете ерничать, я перенесу наш сеанс, пока у вас не появится серьёзное настроение, — пригрозила она строго.

Понимаете ли, мне всё равно. Вы так тут все печётесь, будто от вас что-то важное зависит, а полиграф даже не является доказательством в суде, скорее мерой психологического давления. Типа: «Хорош врать, я знаю про тебя всё! Колись, жульё! И получишь всего лишь срок!»

— Не стоит, я вас услышал, и, кроме того что уже сказал, мне добавить нечего, — серьёзно произнёс я.

— Тогда продолжим! — произнесла она. — Вы когда-либо употребляли наркотические вещества?

— Нет.

— Вы употребляли мефедрон когда-либо в жизни?

— Нет.

— И даже в техникуме, в котором учились?

Вот это репутация у техникумов в этом времени… Ну, конечно. Она знает, что Славу отчислили, а за что ещё? Курил на парах и смеялся. Или как эту дрянь там употребляют?

— Нет, — снова произнёс я.

— Вы употребляли наркотики за последние 6 месяцев?

— Нет. И даже за последние 20 лет, — пояснил я.

— Отвечайте только «да» или «нет», — напомнила она мне.

«Скажите, а когда последний раз вы имели близкую связь с вашим мужем? Ответьте только „да“ или „нет“!» Ну, серьёзно! Нельзя в этой жизни быть столь суровой мадмуазелью…

— Вы находились когда-либо в состоянии наркотического опьянения при исполнении служебных обязанностей? — продолжила она.

— Нет.

— Вы находились в состоянии алкогольного опьянения при исполнении служебных обязанностей? — продолжила она.

О, надо предупредить старшего сержанта Лаечко, что ему сюда нельзя. Спалится.

— Нет, — снова ответил я.