Патруль (СИ) - Гудвин Макс
— Вы хранили у себя в квартире пакет с мефедроном, который был изъят при обыске?
— Нет. — Я мысленно зевнул. Эти вопросы она уже задавала. Зачем она повторяет, ей что нужен другой ответ?
— Этот пакет с мефедроном принадлежал лично Вам?
— Нет.
— Вы лично поместили этот пакет с мефедроном в свою комнату?
— Нет.
— Вы знали о наличии этого пакета с мефедроном в вашей комнате до прихода оперативников?
— Нет.
— Вы имели намерение продать или передать кому-либо наркотическое вещество, найденное у вас?
— Нет.
— Вы получали когда-либо доход от распространения наркотических веществ?
— Нет.
— Вы знакомы лично с людьми, которые занимаются торговлей наркотиками?
— Нет.
— Вы знаете человека, который вам подкинул мефедрон?
Я знаю человека, который знает. Но вам я этого не скажу, ведь я ещё не решил, как буду наносить ответный удар.
— Нет, — произнёс я.
— Почему прибор показывает, что — да? — спросила она меня.
— Потому как, мне представлялись все те, кто у меня нашёл это. Возможно, моя психика считает, что они и подкинули… — соврал я.
Я вовсе не считаю, что ОСБ или СК замешаны в этом, им кто-то спустил на меня верняк, вот они и активизировались, а сам пакет подкидывал, скорее всего, кто-то другой. У Зубчихина-младшего умений вскрыть замок и закрыть его не хватит, это какой-то вор-домушник сработал, или тот, у кого был доступ к ключам, моим или Лёхиным, чтоб сделать слепок или даже дубликат.
— Вы считаете, что это сотрудники вам подкинули наркотики?
— Нет, — повторил я.
— Вы знаете человека, который вам подкинул мефедрон?
— Нет.
И она снова подняла глаза на меня.
— Система говорит, что знаете, — произнесла женщина.
— Я не считаю, что сотрудники могли, — покачал я головой.
— А кто тогда мог? — уточнила она.
— Первым свёрток нашла собака. Думаю, это овчарка выслуживается перед кинологами.
— Так, всё, — выдохнула она, вставая. — Придёте завтра, а не намерена с вами тут шутки шутить.
— Погодите, давайте продолжим, тем более завтра я не приду.
— Почему? — удивилась она.
— Потому, что меня этот цирк с конями достал, потому как я в первом ряду этого спектакля уже сутки с лишним оттрубил, и суд меня оправдал. Но у нас же сотрудник всегда виноват, вот хоть где: превысил скорость на камеру — обычному человеку штраф, а сотруднику штраф и выговор, и ещё на суде чести все нервы съедят. Я сюда пришёл и вообще согласился, потому что меня ротный и взводный уговаривали, чтоб я не увольнялся, чтоб в Управлении поверили. Чтобы ночью, если какая беда случится, у них был такой парень, как я, который приедет и первым встанет, как там в песне? «У зла на пути, ради правого дела…».
Я выдохнул, всё-таки даже сутки на нарах портят нервы, особенно если не умеешь спать на гладкой голой доске.
— Вы спрашиваете, знаю ли я тех, кто подкинул, кроме тот свёрток? И у вас прибор реагирует на то, что знаю. А я сегодня ночью в ИВС, перед самым судом лежал и думал, и всех подряд перебирал, включая тех, кто недавно на Лёхином дне рождения у нас дома были. А этот мог? А этот? А зачем им это надо? А ему зачем? — бегло выпалил я.
Всё это было бы правдой, если бы не сообщение на Дашкином телефоне от Зубчихина-младшего про то, что обо мне можно забыть.
— Хорошо, давайте продолжим, — спокойным голосом предложила она и снова села. — Вы знаете, кто именно мог подбросить вам наркотики?
— Нет.
— Вы получали когда-либо угрозы в свой адрес от представителей криминального мира?
— Нет.
— Снова реакция, — проговорила она.
— Знаете, за смену каждого сотрудника много раз стращают и уволить, и поквитаться, если это считается, то — да.
— Хорошо, — кивнула она.
Но чаще всего за этими словами ничего не стоит, у нас, слава богу, не как в Штатах. Так что эти угрозы можно считать фоном службы, этаким белым шумом.
— Вы лично передавали денежные вознаграждения сотрудникам правоохранительных органов? — спросила она.
— Нет, — произнёс я, не понимая, как этот вопрос может быть со мной связан.
— Вы покрывали когда-либо противоправную деятельность каких-либо лиц?
— Нет.
— Вы предоставляли кому-либо конфиденциальную служебную информацию за вознаграждение?
— Нет, — ответил я, а подумал другое:
«Нет, но я знаю мудака, по вине которого я погиб в той жизни. И он без пяти минут мэр, а я сижу у вас на полиграфе, а мог чем-то важным заниматься, к примеру, нож точить».
— Вы поддерживаете контакты с лицами, имеющими судимость?
— Нет.
— Вы выполняли когда-либо поручения для представителей организованных преступных групп?
— Нет.
— Вы скрываете какую-либо информацию о вашей причастности к обороту наркотиков?
— Нет.
— Вы давали заведомо ложные показания во время этой проверки?
«Только что, про Зубчихина», — ехидно заметил внутренний голос.
— Нет, — уверенно сказал я.
— До сегодняшнего дня Вы когда-нибудь присваивали себе чужие вещи?
«Халат у Иры чужой надел, это считается?»
— Нет.
— Вы всегда платите за проезд в общественном транспорте?
— Да.
— Даже если никто не видит? — уточнила она, видимо, самый важный вопрос в её списке.
— Но я-то вижу, поэтому да — я всегда плачу.
Женщина снова посмотрела на меня, потом на экран.
— На все заданные мной вопросы Вы ответили правдиво?
Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как лента на груди слегка растягивается.
— Да.
— Хорошо, пожалуй, на этом всё. Результаты я сообщу вашим командирам, — произнесла она.
Мне оставалось лишь поблагодарить её и радоваться, что это всё закончилось.
— Сколько сейчас времени? — спросил я, когда она отстёгивала датчики от моего тела.
— Вы не носите часы? — уточнила она.
— Не разбираюсь в стрелочках, — пошутил я, и она даже улыбнулась.
— Шесть тридцать вечера, — ответила она после небольшой паузы.
— Ну тогда хорошего вечера! — произнёс я и пошёл из казённого дома прочь.
Поймав дежавю выйдя на улицу Елизаровых, словно это было только что и я только сейчас вышел после занятий, после экзамена на оружие и был после смены. Очень хотелось слегка выдохнуть, но нужно было доложить в дежурную часть ОВО, что я прошёл полиграф. Ну что ж, до отдела охраны близко, а до дома, или до той же Иры прилично так, идти через всю Елизаровых километра два с половиной. И я пошёл в отдел. На КПП с тыла, махнув рукой, я прошёл через тыльную дверь и, пройдя по коридорам, увидел его. Стажёр полиции Бахматский стоял с двумя палками, в каске и броне, на той же тумбочке у закрытого на замок центрального входа.
— Тебя что, на сутки-двое перевели? — спросил я у него.
— О! А говорили, что тебя за распространение посадили⁈ — удивился он.
— Не стали сажать. Сказали, что плохо распространял, дали сутки полежать на нарах и сказали еще «работать», — пошутил я, но, похоже, стажёр не понял. Да и фиг с ним.
Я наклонился к окошечку дежурного и постучал по бронированному стеклу.
— Тебе чего? — спросил меня помощник дежурного, аж целый усатый и худощавый старшина, фио которого я не помнил.