Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей

Переводчик трудов Дарвина и других зарубежных учёных на русский язык, а также трудов Менделеева на французский. Автор трёхсот научных работ. Умер в 1903 м году при невыясненных обстоятельствах.

Николай Дмитриевич Пильчико в (1857—1908) — учёный-физик, изобретатель, являлся членом совета Тулузской академии наук, Русского физико-химического общества и других научных организаций России, Франции, Германии, Австрии.

Прекрасно играл на скрипке, писал стихи, рисовал картины

Известен исследованиями в области оптики, радиоактивности, рентгеновских лучей, электрохимии и радиотехники. Один из первых исследователей Курской магнитной аномалии. Первым в мире открыл и применил на практике явление электрофотографирования, назвав его фотогальванографией. Среди изобретений Пильчикова — сейсмограф и термостат, рефрактометр и дифференциальный ареометр. В 1898 году изобрёл способ управления разными механизмами и устройствами по радио.

Убит в 1908 году выстрелом из револьвера.

Оба учёные — абсолютно реальные люди. Их жизнь, изобретения и загадочная смерть не являются плодом фантазии автора… Единственная выдумка — М. М. Филиппов не был профессором, хотя имел немало учеников и последователей.

Глава 34  

Граф

Дэна разбудили несносные вопли чаек за госпитальными окнами. Актёр недовольно поморщился, пожелал этим крикливым созданиям лютой погоды и только потом осознал, что слышит! Слух вернулся, хотя шум в ушах, напоминающий шипение ненастроенного радио, ещё беспокоил. Внешние звуки доносились, как из бочки, но уровень акустики оказался вполне достаточным для восприятия действительности. Это было здорово! Мирский за одни сутки оценил, насколько значимым дарованием является возможность внимать и как тяжко быть глухим тетерей.

Его по-прежнему тяготило полное непонимание, как правильно он должен реагировать на окружающих людей, на слова и жесты, на новый мир. Слава Богу, что пробуждение Мирского пришлось на раннее утро. Рассвет только что разогнал по углам южную ночь, и можно было полежать, подумать о насущном.

В воздухе витал особенный аромат — смесь карболки, эфирных масел и едва уловимого запаха живых цветов, заботливо принесённых медсёстрами. Хрупкие создания в белоснежных чепчиках, с красными крестами на груди, казались ангелами, спустившимися с небес, чтобы облегчить страдания раненых. Та из фей, что он увидел первой, очнувшись в госпитале, никак не выходила из памяти. Хороша, чертовка! Дэн всегда отдавал предпочтение блондинкам, а не знойным брюнеткам. Но эта…

— Пётр Иванович, не чинитесь. Может, наконец, расскажете, как вас угораздило в лазарет попасть?

Мирский сквозь дрёму услышал тихий разговор.

— Даже не думал, Збигнев Вацлавович, — ответил собеседник с характерным русским выговором согласных, — особо рассказывать нечего. Неприятная, но весьма обычная оказия в научном мире.

— Но позвольте, — усмехнулся вопрошавший, — вы же морской офицер по гальванической части. При чём тут наука?

Пётр Иванович вздохнул и повернулся на скрипучей кровати.

— Моряком я стал только на войне. До этого служил лаборантом, потом адъюнктом на экспериментальной гальванической станции в Одессе, — неторопливо, нехотя отвечал тот, кого назвали Петром Ивановичем. — Начальство попросило помочь срочно оборудовать помещение и принять под свою руку ожидаемое из Санкт-Петербурга лабораторное оборудование, как всегда, всё сиюсекундно и безотлагательно… Ну, а коль поспешишь, так всегда народ насмешишь… Вот и потешили… То ли проводку повредили, то ли контакты перепутали, — вздохнул гальванёр. — Короткое замыкание, наверно… Полыхнуло — аж свет в глазах померк. Очнулся здесь.

— Стало быть, не успели?

— А уже и не надо. Потонула та аппаратура вместе с транспортом…

В палату вошла медсестра с термометрами.

— Господа офицеры! Прошу быть дисциплинированными и ответственными. Обход через полчаса. До этого времени градусники должны быть использованы по назначению и лежать на видном месте, дабы у доктора была возможность ознакомиться с вашим состоянием.

Произнося сентенцию голосом строгой учительницы, сестра обернулась к Мирскому и потянулась к его альбому.

— Благодарю вас, я слышал, — поделился Дэн своей радостью.

— Прекрасно, — искренне улыбнулась сестричка, — тогда тем более не задерживайтесь с измерениями, это в ваших интересах.

Раздав термометры, она величаво выплыла из палаты, а в ноги Мирского моментально уселся сосед по палате.

— Примите мои гратуляции, — заговорил он с шипящим польским акцентом.

— Спасибо, Збигнев Вацлавович…

— О! Зачем такие условности. Просто Збышек. Простите, а с кем имеем честь?

Мирский открыл было рот, но тут же вспомнил про свою легенду, вытаращил глаза и покачал головой.

— К сожалению…

— Ничего страшного! После контузии память обычно возвращается сама… Или её возвращают женщины. Они заставляют помнить даже то, про что хотелось бы забыть, не так ли?

— Вы о чём? — не понял Мирский.

— Не о чём, а о ком! О вашей горячей, как мартеновская печь, невесте, неожиданно назвавшей вас парнокопытным.

— Это Васька-то? — не удержался Мирский от презрительной усмешки, — да пошла она…

По реакции поляка Дэн почувствовал, что ляпнул не то.

— Гм, — послышалось с соседней койки, — а не кажется ли вам, господин контуженный, что вы забываетесь?

— Я не настолько контужен, чтобы терпеть выходки этой овцы, — огрызнулся Дэн. В ту же секунду ему в голову прилетел медицинский лоток.

— Прошу прощения, — с ноткой издевательства процедил сквозь зубы Петр Иванович, — перчатки под рукой не оказалось, швырнул, что было.

— Что вы творите⁉ — подскочил на кровати Мирский.

— Учу уму-разуму молодого, наглого невежу, — глядя в глаза Дэну, произнёс гальванёр.

— А не боитесь, что я могу ответить?

— Только этого и жду, — усмехнулся Петр Иванович, неторопливо встав со своей кровати и скрестив руки на груди, — какое оружие предпочитаете?

Дэн обратил внимание на забинтованные кисти гальванёра. Свободными оставались только большой и указательный пальцы. До Мирского начала доходить серьёзность ситуации, но эмоции ещё бурлили и апломб брал своё.

— Подожду, пока вы подлечитесь, — огрызнулся он. — Предпочитаю холодное оружие, а вам в вашем состоянии нынче доступна только зубочистка.

Гальванёр хотел сказать что-то колкое, но его взгляд упал за спину нахала, и он передумал.

— Сделаю всё, чтобы ждать вам осталось недолго, — ограничился Петр Иванович кратким ответом, но от этих слов повеяло холодом.

Дэн обернулся и увидел, что конфликтующих офицеров, стоя в дверях, с любопытством разглядывает та самая брюнетка, запавшая в сердце актёра.

— Доброе утро, сударыня, — Мирский вспомнил все свои роли и постарался изобразить приветственный придворный бранле[12].

Черноокая красавица удивилась.

— Спасибо, мичман, я оценила вашу любезность, но полагаю, исполнение бальных «па» в этих стенах неуместно, — проговорила она любезно и крайне холодно.

Мирский смутился, извинился, сел обратно на свою кровать.

«Не успел вернуть себе слух и возможность нормально общаться, как сразу два прокола», — раздражённо подумал он, лихорадочно соображая, как правильно себя вести, чтобы не накосячить ещё больше.

— Пётр Иванович, — обратилась сестра милосердия к гальванёру, — не соблаговолите ли явиться в ординаторскую? Там вас ждут господа из Морского штаба Верховного главнокомандующего.

— Чем обязан, вы не в курсе?

— По вопросу об аварии в лаборатории.

— А как же обход?

— Дмитрий Ильич осмотрит вас позже.

Гальванёр коротко кивнул, подхватил больничный халат, висевший на стуле, и вышел вместе с сестрой из палаты. Мирский с поляком остались вдвоём.